Читать «Трон любви. Сулейман Великолепный» онлайн - страница 87

Хатидже обнаружила у себя на столике с писчими принадлежностями два письма неожиданно. Никто не мог сказать, откуда те взялись.

Сначала у Хатидже было желание позвать служанку, чтобы выбросила, не разворачивая. Потом заметила красные ленточки, которыми завязаны оба свитка, удивилась и открыла.

«… Госпожа Душа Моя, Любимая и С Красивыми Глазами…».

Ибрагим? Хатидже едва не закричала от радости, как же Ибрагим смог прислать это письмо тайно? О, любимый, как это прекрасно – писать вот такие строчки втайне от всех!

Хатидже обожала своего умного, красивого, такого необычного мужа. Кто бы еще, кроме Ибрагима, смог из раба превратиться в Великого визиря. Конечно, это заслуга ее брата, который увидел в юноше-невольнике будущего визиря и сумел подарить Ибрагиму свою дружбу, но ведь Сулейман не дарит дружбу кому попало.

Она дрожащими руками развернула письмо, подходя ближе к окну. От волнения ноги плохо держали, пришлось присесть. Хотелось позвать кого-нибудь, почитать вслух прекрасные сравнения, которыми Ибрагим осыпал… что?! Кого он осыпал?!

Строчки заплясали перед глазами, пришлось даже поморгать, чтобы глаза начали видеть снова. Госпожа Совершенство-Хатун… Мухсине?! Нет, этого просто не могло быть!

Не могло, но было. Хатидже хорошо знала почерк мужа, то, как он расчеркивает последнюю букву слова. Почему письмо по-арабски, а не по-турецки? Значит, эта Мухсине не турчанка? Тогда кто она и где? Почему это письмо здесь, у нее?

Тысячи вопросов, возникшие мгновенно, конечно, заслонял один: за что?!

Сдернула ленточку со второго письма, поспешно развернула и застонала. Это было послание самой Мухсине. Поэтические сравнения, тоска по возлюбленному, множество прекрасных эпитетов и не оставляющие сомнения слова воспоминания о любви и ожидания следующей встречи.

Мир померк, Хатидже сидела, опустив руку с листом бумаги, и беззвучно плакала.

Как же так? Она любила и была уверена, что любима. Конечно, жаловалась на недостаток внимания, на то, что Ибрагим слишком много времени проводит не с ней, вечно в разъездах, все время в работе или на охоте. Сулейман смеялся:

– Сестра, ты слишком ревнуешь мужа к делам. Мужчина должен быть занят, иначе он превратится ни во что. Лучше дела, чем любовница…

Оказалось, это не дела, а именно любовница…

На ее письме приписка:

«Мухсине живет в доме отца Ибрагим-паши…»

Рука незнакома, но это неважно, теперь Хатидже знала, почему Ибрагим так часто навещает отца и почему не позволяет ей самой ездить туда. Да, привез отца и брата, поселил в большом доме, содержит, это понятно. Но Ибрагим скрывал ото всех и место, где тот дом, и самих родственников. Сулейману объяснил просто:

– Обо мне и без того много ненужного болтают, ни к чему всем родственников являть.

– Но я могу сделать твоего отца пашой. Да и брата тоже.

– Нет, Повелитель, отец и брат православные, они веру не сменят, не стоит говорить об этом.

Султан все же встретился с Теодором и Микосом, убедился, что отец, несмотря на то что вырос в бедности, умен и достоин стать даже пашой, но не желает этого, а брат, который на год моложе самого Ибрагима, его копия.

Но пока Теодор и Микос не решили, останутся ли в Стамбуле или вернутся в свою Паргу.

Навещать дом султан не стал: во-первых, все сразу узнали бы, кто там живет, во-вторых, многовато чести даже для отца Ибрагима. Хатидже со свекром не встречалась, Микоса видела лишь издали, а о доме имела смутные представления. Но посещения Ибрагимом родных встречала с пониманием, хотя муж не говорил, что ездит часто.

Так вот в чем дело, вот в чем секрет!

И вдруг мелькнула мысль, что это подделка, ловкая подделка под почерк Ибрагима, это не так трудно, есть умельцы, что способны подделать тугру – личный знак – самого султана, хотя за это полагается смерть.

Снова развернула письма, читала и перечитывала, обливаясь слезами. Нежность, любовь, намеки на испытанные ласки и ожидание новых… бесконечные поэтические сравнения… Женщина умела красиво описать свое ожидание, свою тоску, а мужчина отвечал так, что замирало сердце. Он был влюблен всем сердцем, его письма показывали, как рвется сердцем к возлюбленной, как тоскует, как все мысли занимает она и только она…

Ибрагим никогда не писал таких писем самой Хатидже, никогда. Его письма были хороши, веселы, ласковы, приятны, но не более. «Возлюбленная Хатидже Султан»… «Дорогая Супруга»… Разве это можно сравнить с «Госпожой Душой и Любимой» и «Госпожой Совершенством-Хатун»?

Служанка, заставшая Хатидже Султан в слезах, ахнула:

– Госпожа, что случилось?!

Та помотала головой, поспешно сворачивая письма в один тугой свиток и снова перевязывая ленточкой:

– Нет, ничего, просто тоскую по мужу.

– Ибрагим-паша скоро вернется, совсем скоро.

– Прикажи подать носилки.

– Госпожа желает съездить к валиде-султан?

– Нет. Да. Потом скажу, пусть приготовят.

Хатидже задумалась. Карета султанской сестры слишком заметна, чтобы просто проехать мимо заветного дома, к тому же она не выезжает без сопровождения, значит, все узнают, что она там побывала. А если приедет, что скажет? Я хочу посмотреть на счастливую соперницу?

Нет, Сана права, ехать можно только к валиде. Желание поплакать, обхватив руками материнские колени, как в детстве, было столь велико, что несчастная женщина даже переодеваться для поездки не стала, только накинула парадное покрывало.

Только бы у валиде никого не было, потому что видеть даже Махидевран или своего любимца Мустафу она не смогла бы, и показывать кому-то свои слезы тоже.