Читать «Трон любви. Сулейман Великолепный» онлайн - страница 51

– Я распоряжалась своими служанками, разве это запрещено?

– И покоями, которыми имею право распоряжаться только я? – Немного понаблюдав, как хватает воздух ртом Махидевран, Хафса усмехнулась. – Валиде себя почувствовала? Уйди.

Она не стала расспрашивать Хуррем ни о чем, не хотелось. Даже после случившегося любви у Хафсы к Хуррем не возникло. Странное чувство приязнь, его очень трудно заслужить. Если человек понравился с первого взгляда, что бы потом ни делал, всему стараешься найти оправдание, все увидеть с хорошей стороны. А если уж неприятен с самого начала, то, сколько бы ни старался, в лучшем случае станет безразличен.

Особенно это проявляется у сильных натур, такие, как Хафса Айше, если кого-то невзлюбили, переубедить невозможно, даже приползи Хуррем на коленях и целуй пол перед ногами валиде, приятней Хафсе не стала бы. И тогда нашлось бы возражение, мол, плохо вытерла пол своим языком. Не потому, что Хафса несправедлива или неумна, нет, валиде правила своим царством – гаремом – твердой, но справедливой рукой, у каждой из девушек и женщин видела все их достоинства и недостатки, всем воздавала по заслугам, по заслугам же и наказывала. Любила ли кого-то из них? Нет, но так лучше, потому что в гареме не должно быть любимиц у той, что должна блюсти интересы всех и не допускать конфликтов. Конечно, превыше всего интересы и желания Повелителя, однако ни одна из одалисок или рабынь не могла пожаловаться на несправедливость.

Содержание у гёзде и кадин разное? Вот будете кадинами, тогда и потребуете свое. Бывало, и расправлялась, наказывала, но все понимали, что иначе нельзя. Жестче всего наказывала за склоки, а вот сплетни поддерживала сама, потому что многочисленным обитательницам гарема чем-то нужно было занять языки, пока работали руки.

Не всех любила одинаково, но никого не обижала.

Не обижала она и Хуррем, но заставить себя любить не могла, и никто другой тоже не смог бы. Сразу возникла та самая неприязнь, как только поняла, что тощая зеленоглазая девчонка, у которой всей красы – крупная грудь да тонкая талия и веселый нрав, поймала сердце султана в прочные сети.

И даже не тогда, пока Сулейман краснел (чего только не бывает) перед маленькой наложницей. Пока каждый вечер звал ее в свою спальню, вел долгие беседы о поэзии, предпочитая общество гяурки обществу даже своего верного Ибрагима, еще полбеды, валиде только посмеивалась.

Неприязнь возникла тогда, когда поняла, что самой гяурке почти безразлично внимание Повелителя, не выпрашивает подарки, не хвастает ими, ценит те самые беседы, в которых остальные ничего не понимали. Хуррем словно ставила себя отдельно, в стороне, над всеми. Не обращала внимания на все перешептывания за своей спиной, на сплетни, все худое словно стекало с нее, как дождевая вода, не задевая.

Но эта неприязнь окрепла, когда Хафса осознала, что Хуррем может стать такой, как НурСултан, мачеха Хафсы, до которой она сама так и не смогла дотянуться. Вот это было самым обидным – то, что Хуррем легко давалось то, что так и не удалось самой валиде. Можно управлять гаремом, быть властительницей душ и тел сотен красавиц – и при этом даже не пытаться шагнуть за пределы женского рая. А эта пигалица шагнула, она посмела быть интересной там, куда сама Хафса никогда не заглядывала.