Читать «Русский путь. Вектор, программа, враги» онлайн - страница 10
Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Это был сложный и мощный порыв – его удалось подавить, но он оборотился в нечто еще более разрушительное и к тому же мерзкое. Ведь большинство тех, кто причисляет себя к «шестидесятникам», постепенно, шаг за шагом сдвинулись к антисоветской позиции. Более того, в конце 1970-х гг. у них стали проявляться прозападные установки, причем именно в контексте холодной войны Запада против СССР. Они все больше и больше становились в этой войне «союзниками Запада». К концу перестройки это стало обязательным для «прогрессивного интеллигента». Г.С. Батыгин пишет: «Одним из маркеров альтернативной интеллектуально-культурной “элитности” в 1990-е годы являлась “признанность на Западе”, и сама позиция репрезентанта “западных» ценностей позволяла создать новое измерение социального статуса в российском интеллектуальном сообществе»[3, с. 13].
Повторю: какое несчастье, что в СССР и сейчас не созрели условия для научного обществоведения, которое могло бы исследовать это явление, видимо, неизбежно сопровождающее любой проект создания общества уравнительной справедливости. Ведь через 15 лет таким же разрушительным оказался коммунистический фундаментализм польской «Солидарности». Рабочие и интеллигенция, требовавшие «большей уравнительности», своими руками прервали мягкую социалистическую модернизацию и вручили Польшу примитивному местечковому капитализму.
Отметим еще одно свойство наших гуманитариев-шестидесятников (впрочем, не только наших, но и многих ренегатов из европейских коммунистов) – их заверения в том, что в молодости они были искренними и даже пылкими сторонниками идеи равенства и справедливости. И это говорят пожилые люди с нежностью и уважением к самим себе. К чему это обнажение души? Что за излияния и признания в любви к идее, которой они изменили и которую убивают, иногда с садизмом? Они хотят, чтобы их пожалели люди, на которых они обрушили бедствие?
Вот Булат Окуджава: «Мои родители, которых я так любил и люблю, – они были фанатичными большевиками… Я ведь сам был “сталинистом”, несмотря на то, что у меня репрессировали родителей… Такое было время. В том-то и драма». Ах, какая драма – перешел на сторону врага. Ну, перешел – так молчи или хотя бы скажи: мол, с возрастом я понял, как индоктринировали меня, ребенка, проклятые большевики.
Тут же и Е. Евтушенко, другой кумир шестидесятников: «Я ходил вместе с мамой и отцом на демонстрации и просил отца приподнять меня повыше. Я хотел увидеть Сталина. И я страшно завидовал тем моим ровесникам, которым выпала честь подносить букеты цветов Сталину» (см. [5, с. 175]).