Читать «Газыри» онлайн - страница 35

Судьба распорядилась так, что через год мне пришлось перебираться в Москву. Зачем и как — это особый разговор, но в те дни у меня возникла острая, прямо-таки ставшая навязчивой идеей потребность: сказать спасибо матери-Кубани за то, что приняла нас, когда вернулись из Сибири, приютила после побега из Адыгеи и обогрела с тремя нашими детишками очень даже — учитывая четырехкомнатную квартиру на Атарбекова — тепло. Но как это деликатно сделать, к кому, и в самом деле, пойти, чтобы меня и по возможности внимательно выслушали и правильно поняли… к кому?!

Медунова я не знал и относился к нему тогда с явным, подогретым рассказами о персональной его войне с амброзией, предубеждением, вообще, казалось, до него — как до Бога… к кому ж мне — на прием?

Не к главному же идеологу, у которого, размышлял я не очень весело, вслед за непреодолимым желанием пощупать гипотетический писательский парик может вдруг пробудиться интерес к каким-либо другим достаточно интимным моим особенностям?

Нет, правда: это теперь пошучиваю, а тогда не находил себе места. Как мне с моей «малой родиной» достойно проститься — ну, как?!

Несмотря на возможные обвинения в кумовстве и семейственности рискну тут благодарным словом упомянуть младшего своего брата, Валерия, буквально потрясшего меня недавно одним своим литературоведческим — а это и близко не его профиль! — открытием.

— Брат! — сказал он мне вдруг на своем шестидесятилетнем юбилее, на который я счел своим непременным родственным долгом, несмотря на сумасшедшую стоимость авиационных билетов, прилететь. — Я недавно вдруг понял, что раньше ты писал так, что это очень бы понравилось нынешним российским властям. А теперь уже который год все продолжаешь говорить такие вещи, за которые тебя расцеловала бы власть прошлая. Это надо уметь: так ловко между властями проскользнуть!

Разве не любопытное наблюдение не только над его старшим братиком — вообще над нашим братом, непокорным кубанцем, эх!

Так вот, выходит, и четверть века назад он уже обладал, мой младшенький, достаточной прозорливостью: «А не пойти ли, — посоветовал, — тебе к Голубю? Знаю его по Кореновке. Увидишь, он — нормальный мужик. Он поймет.»

До сих пор частенько задумываюсь: может, причиной тому, что дальше произошло была ну, не совсем, скажем, привычная для руководителей того ранга, каким тогда являлся Голубь, цель моего визита? Чуть ли не все к большим начальникам приходят чего-нибудь попросить, а тут является неожиданно чудак, который вдруг говорит: за все благодарю. И — до свидания!

Не то что простецки — очень естественно перейдя на ты. Голубь с явным интересом спросил: — Ты еще не бежишь на вокзал? Есть несколько минут? Побудь тогда. Посидим.

Не знаю, попал ли я к нему в ту редкую и благостную минуту, когда у человека душа бывает открыта без опасения, что этой открытостью кто-то может потом воспользоваться… Или потому-то он так откровенно со мною и говорил, что я был уже отрезанный ломоть, я уезжал, а, следовательно, как бы лишался права судить кубанцев и в дальнейшем предъявлять, в том числе и ему претензии: мол, что ж ты? А говорил — все понимаешь!