Читать «Газыри» онлайн - страница 25
Гарий Немченко
Но вот сижу в санаторном номере в Кисловодске, и за окном идет мокрый снег, тот самый, знакомый с детства снег, во время которого во мне, кажется всегда, оживает память моих предков, среди которых, обычно думается в такие минуты, обязательно были горцы.
Абазины из Топонты, из аула, где жили когда-то Лизогубы?
Хутор Лизогубовская Грушка. Или просто: Лизогубовка.
Кунаки — черкесы?
Откуда иначе эти плачущие деревья? Откуда запах дымка и овечьей шерсти, откуда кисловатый парок от подсыхающей бурки?»
«Поближе к новолунию начинает меняться погода, скрывается постепенно в размытом тумане гребень горы за нашим Урупом, на него ложится густая пелена, делается все темней и темней, и вот уже над нею стоит черный „вал“.
В станице при встрече люди здороваются только потом, а сперва говорят, показывая на гору глазами:
— Ну, дасть теперь!
— Дасть так дасть, у!
Буря, пришедшая из Сальских степей, будет нестись над станицей три дня, шесть дней либо девять — непременно так, это закон.
Крыши будет срывать и валить с ног. С непрерывным гулом будет нестись над головами рваная черная темь.
Никто не поднимет головы — голова в плечи, закон аэродинамики на бытовом уровне.
Но однажды ночью я вышел в двор, поднял голову и вдруг в синих-синих разрывах облаков увидал такие яркие звезды!
Подумалось вдруг, что мать-природа уже у нас научилась: ночью, когда все спят, можно и не очень стараться. Гул такой же, но черная пелена куда реже: экономия!»
«Знаменитый жеребец Анилин, которого англичане предлагали отдать им за золото — вес на вес.
Долго решают какую кобылицу стоит крыть, а какую не стоит…
А вечером на своей худой кобылешке на конзавод приезжает „до конюха“ кум с поллитрой, и дело сделано… родина!»
«А вот какие стоят деревья, когда поздней осенью идет этот снег. Сверху они облеплены белым, а по бокам и снизу мокрые ветки чернее черного, с исподу висят на них прозрачные горошины — кажется, снег растаял от теплоты уже засыпающих на зиму, но все еще окончательно не уснувших древесных великанов…»
«Так называемая в быту „пьянка“ — это особый вид работы… трудная работа. Тяжелая. Добывать в разговоре зернышко истины такой, случается, горькой, что после, добыв ее думаешь с тоской: Господи, куда же я от нее теперь денусь?
А мама на это с горечью скажет: во-он оно! А я думала, братики твои двоюродные не работают!»
«Не слишком ли я увлекся движением? Ведь уже столько видел — и правда, немало. Но я снова и снова куда-то еду, куда-то мчусь… что это? Играет казачья кровь? Или идет подсознательный поиск утерянной когда-то — может быть, вовсе не мною — точки опоры?
А она в родительском доме.
И я бы должен подобно астроному — „наблюдателю“ Вале Липовецкому подолгу всматриваться в прошлое. И очень подолгу думать о возможном будущем, о котором в силу разных причин у нас по сути не размышляет никто.
Он ведь даже в Москве не был, Валентин, и ничуть об этом не жалеет, она ему неинтересна — вот ведь какое дело!
А у меня мечта — рассказ написать: „Хотел бы я жить везде.“»
«В набитом автобусе услышал за спиной безмятежно-мягкую старушечью речь и невольно прислушался:
