Читать «Газыри» онлайн - страница 184

О характере своего дарования А. Губин писал в своем дневнике: «Все думают, что я писатель, а я — поэт». Это глубоко верно. Поэтический ритм глубоко пронизывает все творчество А. Губина и, прежде всего, его роман «Молоко волчицы». Первоначально роман был написан в стихах, фрагменты которого затем вошли лирическими вставками в прозаический текст. Так родился особый стиль романа, в котором тесно сплавились элементы эпики, драмы и лирики.

В этих творческих исканиях, в том, как и о чем повествует писатель, в характере поэтической образности проявляется личность художника, его индивидуальность. А. Губин пришел в литературу с тем могучим поэтическим ощущением первозданной красоты, которое одухотворяет творчество крупных писателей, для которых человек и его окружающий мир неразрывно связаны едиными законами бытия.

Размышляя над судьбами казаков, А. Губин в самом слове «казак» слышал мысль «о вольном скитании, движении, бродяжничестве».

Обращение А. Губина к теме казачества — поступок смелый и, как писала критик Т. Батурина, «оставляет ощущение творческой дерзости. Писать о казачестве двухтомный роман-хронику, охватывающий по времени большую часть нынешнего века, писать после Шолохова — от одной мысли об этом дух захватывает».

Обращаясь к теме судьбы казачества, делясь раздумьями по этому поводу, А. Губин фактически вышел на уровень своего предназначенья, который нашел отражение в этом уникальном по форме и по содержанию, масштабности, многогранности проблематики романе. С учетом этого и следует анализировать эпическое наследие писателя А. Губина, в центре которого, несомненно, находится роман «Молоко волчицы». Именно этот аспект дает возможность выявить не только эпическую природу дарования талантливого романиста, но и увидеть творческую индивидуальность автора.

Вот такая, значит, статья. Можно читать и перечитывать.

Но знаком ли был Андрей с этой самой рецензией Т. Батуриной?

Не потому ли и написал в дарственной надписи о своей «дерзости»: как всякий нормальный, не любящий и не умеющий надуваться человек — в шутливой форме…

Кавказская дуэль

Прочитал, наконец, «Дубовый листок» Ирины Корженевской, за который брался несколько раз перед этим. Очень любопытно и обо всем сразу: Кавказская война в первой трети девятнадцатого века, Прочный Окоп с Зассом, Пушкин с Лермонтовым на Кавказе, декабристы и ссыльные поляки — прекрасный «сентиментальный роман». Потом взял в библиотеке книжечку Михаила (Юрьевича) Лохвицкого «Громовый гул», изданную грузинами в «Мерани» в 1977 году. Перед текстом стоит посвящение — «Памяти моего деда З. П. Лохвицкого (Аджук-Гирея)» — и очень жаль, что нигде нет объяснения, кто такие Аджук-Гиреи, тем более, что и сам автор в скобках за фамилией тоже назван Аджук-Гиреем.

Тоже очень любопытная книжечка, тоже co своими вполне объяснимыми с точки зрения исторической правды издержками: избежать их не удалось даже такому опытному «пловцу» в этом во все века бурном море, как Юрий Давыдов, написавшему послесловие к книге, правда в нем-то — вполне понятное по тем временам приятие компромисса.