Читать «Счастливая черкеска» онлайн - страница 167

Продолжается праздник, так непохожий на первый, в Адыгее, но как бы составляющий с ним общее, единое целое…

Отводят в машину уставших в дальней дороге мальчиков.

Привалившись друг к дружке, они засыпают…

Снится кому-то из них двоих?

Или же — общий сон?

Как бы над всем Кавказом, над горами и долинами, то ли скачет, а то ли летит святой Георгий в алом плаще на серой, в яблоках лошади… На седле впереди него тот самый мальчик, которого видели в первых кадрах.

Но вот к нему тянет руку один из двух наших майкопских дружков и тоже оказывается на коне. Тянет руку стоящий на дороге другой, потом еще кто-то из мальчиков, еще…

Покровитель Кавказа облеплен, что называется, детьми в черкесках, но на дороге появляется девочка, робко и скромно ждет, и тогда святой Георгий спешивается, сажает ее среди мальчишек, а сам идет рядом, ведет коня в поводу…

Впереди еще и еще детишки, и вот он кого-то уже ведет за ладошку, а другого, поменьше, несет на руках — шествие это длится и длится, пока не растворяется в мареве…

«ОТВЕТНЫЙ ПОКЛОН»

Творческая заявка на документальный художественный фильм

Непогожей осенью заполночь по пустынной Москве упрямо стремится против дождя и ветра одинокий наездник в косматой папахе и белой бурке. Обгоняющие его блестящие мокрым лаком черные «джипы» невольно замедляют ход, а один из них делает круг, возвращается, и лица сидящих в нем поздних гуляк прилипают к стеклу: откуда тут взяться горцу на белой лошади? Что за всадник?

Теперь, когда он там, откуда не бывает возврата, на этот вопрос непросто ответить даже тем, кто близко знал и любил его. Откуда в нем, и действительно, было столько мужества и терпения? В горькие для страны дни — столько достоинства и самоотверженного, почти отчаянного великодушия, которое по горскому кодексу чести превыше храбрости?

За долгие годы опасной работы ничего, кроме многочисленных травм, не накопив, у распадавшегося Госцирка он выкупил на последние гроши долго служившего ему перед этим жеребца Асуана и не расставался с ним до конца жизни: не было, пожалуй, в России «пенсионера», окруженного более трогательной, на грани самоотречения, заботой, нежели его верный Асуан, красавец и умница. Вместе они были символом не только родной Алании — всеми узнаваемым и чтимым знаком Кавказа. Он хорошо это понимал и делал почти невозможное, чтобы в неимоверно трудных условиях своей нелегкой миссии соответствовать.