Читать «Женщина в море» онлайн - страница 187
Алексей Силыч Новиков-Прибой
— Ну, как вам, капитан, нравится наш новый пароход? Чем он хуже «Дельфина»?
Огрызкину хотелось убежать куда-нибудь, провалиться сквозь землю или с грузом железа броситься в море. Но он продолжал оставаться на повозке, как очумелый, почти ничего не соображая. Ужас пришпилил его к месту сиденья, как сам он когда-то, будучи мальчиком, пришпиливал булавкой какое-нибудь насекомое к коробке. Воздух будто наполнился туманом, желтым и противным, точно гной, и трудно было прочитать прыгающие буквы, составлявшие название парохода. Повернул голову. Рядом увидел лицо, расколотое злобным смехом, и сверкающие стекла пенсне, точно глаза удава. В душе Огрызкина что-то прорвалось, закипело пеной обиды. Первый раз в жизни он крикнул смело и дерзко:
— Стервятник четыреглазый!
И с размаха ударил по стеклам пенсне.
Капитана схватили, смяли, и ему, ослепшему от потери сознания, казалось, что его стараются протащить через канатный клюз парохода, вытягивая все туловище, ломая кости.
XVII
На шестой день одиночного заключения машинист Самохин переживал особенную тоску. Душа, привыкшая к морским просторам, рвалась из этих давящих стен. Вспоминалось прежнее плавание. Кочуя по водным степям, в каких только странах он не побывал, в каких портах не останавливался. И хлестало в лицо лютыми ветрами севера, и обжигало нестерпимым зноем тропического солнца. Повидал столько людей, разноплеменных и разноязычных. Проносился мимо грозных скал, заглядывал в кольцеобразные лагуны коралловых островов, поросших пальмами. Встречался с кораблями, пенящими моря под флагами других наций. Спорил, как пьяный, с циклонами, выдерживая чудовищный натиск воздуха и зыбей. Отдыхал на широкой груди заштилевших вод, растворяясь в ласковой синеве, в солнечном блеске, в трепете золотых струй, жадно воспринимая все разнообразие жизни, как воспринимает море вливающиеся в него ручьи и реки. А теперь должен сидеть в узкой камере, прислушиваясь к мертвой тишине. За что?
Машинист вскочил и, точно зверь в клетке, быстро начал ходить: по диагонали от одного угла к другому. Вспомнив о следователе, сердито сплюнул и заговорил вслух:
— Ах ты вылощенный хлыщ в галифе! Засадил! Попробуй еще раз вызвать меня на допрос. Я тебе сделаю такую прическу, какую не сделают в самом Париже.
Сами собой сжались здоровенные кулаки.
Сзади загремел засов.
Машинист оглянулся. В квадрате открывшихся дверей остановился пожилой надзиратель.
— Собирайтесь, товарищ!
— Куда?
— На свободу.
Машинист сделал шаг вперед и сквозь зубы спросил:
— Шутишь или смеешься?
— Верно говорю. Поздравляю.
Самохин чуть не задохнулся от внезапной радости.
В тюремной канцелярии он встретился с человеком, которого считал погибшим, — на стуле сидел капитан Огрызкин, настолько осунувшийся и постаревший, что трудно было его узнать. Одна щека у него была перевязана, а глаза смотрели в одну точку, неподвижные и мутные, как у замороженного судака.