Читать «Музыка на Титанике (сборник)» онлайн - страница 3

Храбрый портняжка

Карандаш на скаку, рукава по локоть засучены —хоть такой вот аспект… но забудем и этот аспект:я и так накроил столько всякой, голубчики, всячины,что, боюсь, мне и сшить-то всего не успеть.Правда, можно ведь шить – есть идея такая навязчивая —как прикажет душа (дескать, вот аж куда повело!),на глазок, на авось: приторачивая, оторачиваяи опять приторачивая… хорошо, веселу!А при чём тут на шляпе карман и на галстуке вытачки,на душе два весёлых помпона, а в горле аршин —без меня разбирайтесь, портные классической выучки,я-то храбрый портняжка, и как уж пошил – так пошил.Я-то храбрый портняжка, и где появляюсь с кошёлкою,все голубчики прячут под лавки работу свою,опасаясь, что я им, пожалуй, такого нащёлкаюи такого ещё накрою им… на самом краю!Так в безумьи кроят, так поют под бичом и под розгами,так, в восторге от ножниц, кроит свою песнь идиот,наполняючи мир прихотливейшей формы обрезками…Будет время – сошью. Только мало кому подойдёт.

«Отдельность – вообще – не знает, что ей делать…»

Отдельность – вообще – не знает, что ей делать,не знает, где ей жить, не знает, как ей быть,и начинает прясть, запутавшись в куделях,стихи на золотых полотнах голубых,и хочет объяснить, что ей никто не нужен,но, устрашась обид, не сможет объяснить —и мелет чепуху, что организм простужен,что не идёт строка, что оборвблась нить,и, верная своей привычке многолетней,пойдёт пройтись под дождь, в истрёпанном плаще,и на прямой вопрос «нельзя ли поконкретней?»не скажет ничего, а только вообще —на всё – махнёт рукой, и поминай как звали:ей это ни к чему – перечислять детали,тем более – считать по осени цыплят.И Бог далёкий наш, над облаками рея,возьмёт и распахнёт пред нею эмпиреи —конкретные весьма… на непредвзятый взгляд.

«Вы читали?..»

Вы читали?Нет… не читали,мы тогда высоко летали —в тот момент, когда все читали:мы тогда небеса латалив соседнем кварталелистами стали,по горизонтали,и поэтому не читали,но это, понятно, детали —извините, что не читали…да и сами давно не писали —занимались одними небесами,написать ничего не успели:летали и пели,а очнулись не то в капелле,не то в купелипод стук капели —и вообще ничего не успели,поскольку – палив чистом поле,от шальной пули.

«Отпустить летать по небу мысли…»

Отпустить летать по небу мысли,провести сентябрь в пустынном креслеи смотреть себе в окно перед собой —где поют и шествуют гурьбойслон малиновый и буйвол голубой,медный лев и серебристый гризли,пёс оранжевый и конь рябой…Нету слов у Иоанна Богослова,чтоб закончить этот ряд, идущий слеваи направо, – буйствует набат,все куранты бьют, все всадники трубят,время в страхе выгнуло хребет…Жизнь сложилась, в общем-то, счастливо —непонятно, отчего знобит:словно не на всех тут наберётсясчастья, и пустыни, и багрянца,словно тут не каждому даноткать и ткать своё сердечное панно,на котором кротко запечатленопраздничное шествие зверинца.

«Это я не к тому, что, мол, если не я – тогда кто же…»

Это я не к тому, что, мол, если не я – тогда кто же:кто-нибудь да найдётся всегда – дописать за меня,за него, за неё и – за всех, ибо все мы похожи,ибо все мы родня.И не то чтобы мы из какого-то общего теста —мы из общего текста на медленном том языке,от которого не уклониться и не отвертетьсясо свистулькой в руке.Все мы родом из текста: семейство сплочённое злаков,признающих один только температурный режим,мы семейство сплочённое знаков, чей смысл одинакови умопостижим.Но характер пера – это дело уже наживное,это дело уже кружевное, характер пера…тут сбиваться с пути, тут спиваться снегов белизною,тут не спать до утра,тут нести околесицу, не находить себе места,ненадёжный узор из вчерашнего снега лепя,и навеки покинуть язык, и покинуть семейство,и покинуть себя,и забыться в компании весельчака-снегопада —замусоленных кружев свалявшихся полный кулак! —и почти не заметить, как выпал из общего ряданекий знак, и уже никогда не найти этот знак.