Читать «Золотой грех» онлайн - страница 118

– Нету! – передразнил его Рублев. – Одно тебя и спасает, что за шкуру свою дрожишь и перестраховываешься.

Собственно, за это Рублев и ценил Хановского. Именно поэтому он и имел с ним грязные дела в Чите. Хановского знали многие из уголовной среды. И даже в этой подлой и гнусной среде он слыл человеком беспринципным и подлым. Его боялись, его ненавидели, его избегали, но неизменно обращались к его совету, когда надо было что-то сделать «шито-крыто». Хана всегда помогал советом, всегда сводил, оставаясь в стороне, с нужными людьми и годными для этого дела специалистами.

Хановского много раз сдавали в уголовку с потрохами, и каждый раз он изворачивался благодаря своей хитрости и боязни угодить на зону. В результате на него никогда не было улик, не существовало свидетелей, которые могли бы подтвердить его участие хотя бы в сговоре. Да, что-то говорил, темнил что-то, вроде обещал помочь, а вроде и смешинками отделывался.

И только самые близкие люди, всего два или три человека на свете знали, что именно Саша Хана может организовать любое дельце в Чите, подобрать нужных людей любой квалификации для практически любого дела. И после того, как Рублев вышел на Хановского, тот стал действовать лишь по его указке и в его интересах. Для остального уголовного мира Хана так и оставался болтуном, насмешником, подленькой личностью, который папу с мамой продаст.

– Кто знал, на какое дело шли эти четверо?

– Никто не знал, – презрительно усмехнулся Хановский. – У меня так дела не делаются. Пошли на охоту, а кто звал, подтвердить некому. Сами меж собой сговорились, сами все сделали.

– Если б я тебя как облупленного не знал, – зло прошипел Рублев, – давно бы вот этой собственной рукой удавил. Смотри у меня, Хана! Еще один прокол и… Запоминай дальше! Надо прочесать тот район, где ушла от твоих гавриков «Мазда». К карьеру пусть не суются. Там сейчас полиция будет лазить. Может, аквалангистов привезут. Тебе найти следопытов хороших, чтобы сообразили, куда могли пойти двое, что в «Мазде» были. Куда они могли дойти, где им спрятаться можно. Короче, из леса их не выпускать. Лучше там и закопать, но чтобы я видел. Вот бабло!

Рублев вытащил из внутреннего кармана пиджака прозрачный полиэтиленовый пакет и отдал Хановскому. Тот хищно повел носом, разглядывая краснеющие при свете уличного фонаря пятитысячные купюры.

– Завтра утром в том же месте возьмешь два свертка, – продолжил Рублев. – Две «плетки» с «глушаками». Оптика хорошая. Прикажи особенно беготней не заниматься, а валить при первой же возможности.

То, что у Юли снова началась депрессия, Веня понял сразу. Они устали с Саней Халовым столько дней находиться почти без сна, а тут еще женские капризы. Большой дом требовал содержания, включая и содержание людей. Можно было просто ограничиться услугой доставки еды из супермаркета, но Веня с Халовым боялись, что им подсунут если не бомбу, то яд уж запросто.

Как и кому ходить за продуктами, решили просто. Поскольку всех охранников дома Давыдова в городе могли знать в лицо, то посылали их, но или Веня или Халов страховали их со стороны. Дом тоже приходилось охранять круглосуточно, а тут еще периодические капризы у Юли. В который уже раз Веня слышал из ее комнаты грохот опрокидываемой мебели и истерические выкрики.

И опять пришлось рисковать и идти «подставлять свою голову». Кроме Вени, Юля практически ни с кем из охраны разговаривать не хотела. Когда, постучавшись, он вошел в комнату, девушка накинулась на него с руганью, как будто именно Веня был виноват, что отец с ней почти не разговаривал.

– Ты представляешь себе? – кричала Юля не стесняясь, что ее услышат внизу. – Ему некогда! Он занят! Его дочь тут чуть не убили, они Глеба ранили, он там один лежит в какой-то долбаной клинике, а он со мной не может поговорить!

– Ты чего? – попытался мягко урезонить девушку Веня. – Кто с тобой не хочет разговаривать?

– Папуля мой! – драматично вскинув руки, крикнула Юля. – То у него заседание, то у него совещание, то он недоступен, то просто не берет трубку.

– Но у него в самом деле напряженный график работы.

– Ты-то помолчи еще! Защитник нашелся. Я, может, в Москву хочу! Мне надоело тут с вами сидеть и дрожать…

– Ты же раньше ничего не боялась? – снова улыбнулся Веня. – Ты всегда была такая храбрая…

– Я, может, к Глебу хочу, я, может, соскучилась, – надула губы Юля. – Я сиделкой у него буду, он же охраняется там, в клинике. Вот и меня заодно будут охранять. Экономия какая! В какой он клинике? – схватила Юля телефон.

– Юль, я правда не знаю, – пожал Веня плечами, – там же Борис Михайлович договаривался. Это он знает. А кто Глеба в клинике охраняет, я представления не имею. Может, полиция, может, ФСБ, может, какое частное предприятие.

– Ой, никто ничего не знает, – простонала девушка и махнула на Веню рукой, – иди ты отсюда, утешальщик.

Веня вздохнул и направился к выходу. Юля стала бешено нажимать на кнопки своего телефона, отчего тот разразился бурей жалобных писков на все тона. Наконец воцарилась тишина. И тут Веню как кипятком ошпарили…

– Жорик, ты? – спросила Юля в телефонную трубку. – Ты где, не за рулем?

Веня прикусил губу и замер в дверях. Вот этого никто не учел. Или все забыли, что Юля могла позвонить водителю своего отца в Москву. Вообще-то, наверное, учли бы, но никто Давыдову говорить о пропаже Глеба не стал. Пока не стал. А значит…

– Слышь, Жорик, а в какую клинику Глеба положили? Ты его, случайно, не встречал с самолета? Он вчера должен был прилететь, а папа там в Москве договорился для него с какой-то хорошей клини… что? То есть? Как не приле… Это точно? Ты точно знаешь?

Веня стоял в дверях и не мог пошевелиться. Он видел, как Юля медленно поворачивается к нему, как ее губы сжимаются в тоненькую полосочку, что обычно говорит о приближающейся буре.

«Надо что-то сразу придумать, – лихорадочно соображал Веня. – Что-то убедительное. Только не пугать ее, или она станет совсем неуправляемой. Ведь ничего страшного пока не случилось, и я не особенно навру, если скажу, что Глеб в полной безопасности. Он и правда в полной безопасности, если с ним рядом Дима Иванов. Если… Проклятое слово, которое дает диапазон понятий от полной уверенности до полной безысходности».

– Где Глеб? – прошипела, нет, почти просвистела сквозь стиснутые зубы девушка. – Вы что… от меня скрываете…

– Юлька, ты чего? – Веня подошел к ней и вытаращил глаза с такой старательностью, что испугался, что они вывалятся. – Да кто тебя обманывает? Это просто элементарная предосторожность. Мы на ней сами настаивали, хотя Борис Михайлович говорил, что своим людям привык верить. Жорка ваш в самом деле ничего не знает. Ну, понимаешь, это наш принцип работы, порядок у нас такой. Если мы хотим гарантировать полную безопасность, то должны принимать все меры, абсолютно все, даже…

– Параноики! – закричала Юля и на ее глазах навернулись здоровенные, с кулак, слезы обиды. – Вы параноики и идиоты! Вы весь дом… Вы все вокруг…

И тут она расплакалась. Железная Юлька Давыдова, надежда и опора, будущее семейного бизнеса клана Давыдовых, «Золотая Принцесса Забайкалья» стояла и ревела в голос перед Веней, размазывая слезы кулачками по щекам. Сейчас это была просто обиженная и всеми брошенная сопливая девчонка. И Вене стало ее так жалко!

– Юль, ну ты чего… Ну перестань, а… – Веня навис над девушкой с высоты своего роста, нежно взял за плечики своими крупными ладонями и ощутил, какая она в самом деле беззащитная и хрупкая. – Юль, ну это жизнь, тут так бывает, понимаешь. Ты же не просто девчонка из университета, а дочь известного золотопромышленника Давыдова, дочь депутата Государственной думы.

– А я не хочу быть дочерью известного… – хлюп-хлюп… – и государственного… – хлюп-хлюп… – Я хочу как обычный человек. И чтобы у меня все было как у людей. А вы… А ты…

Веня не удержался и от умиления обнял девушку за плечи. Еще миг, и она прижимается к его широченной тренированной груди и мочит ее ручьями слез, колотя иногда своими кулачками. Веня что-то говорил успокаивающее про счастливое будущее. Про то время, когда он, постаревший и мужественный ветеран спецслужб, появится в доме четы миллиардеров и его напоят чаем, и они будут вспоминать со смехом эти времена и эти шуточные неприятности. Юля всхлипывала с судорожными вздохами всем телом и терла глаза. Слезы постепенно кончались.

Они сидели в кабинете отца и пили коньяк из его бара. По пути они стянули вазу с фруктами и коробку с конфетами, сидели теперь в полной темноте и пили.

– Дрянной коньяк, – заплетающимся языком бормотала Юля. – Я, правда, в нем ничего не понимаю.

– Я понимаю, – уверенно поддерживал разговор Веня. – Коньяк дрянной, а ты что любишь?

– Не что, а кого? – наставительно сказала Юля. – Я Глеба люблю, а ты плохой… хотя и симпатичный.

– Я про алкоголь, – напомнил Веня, пытаясь уйти от щекотливой темы, – ты что пить любишь больше: вино или шампанское?

– Мартини, желательно Бьянко. И жизнь у меня такая же… на букву «б».

– Ну-у, Юль, это ты перегибаешь. У тебя замечательная жизнь, у тебя замечательное будущее. Ты обеспечена, понимаешь. Не деньгами, а интересной работой. И никто тебя никогда с этой работы не выгонит, потому что ты там хозяйка. Вот в чем прелесть. Другие вот заканчивают вузы и думают, куда им устроиться, как пройти собеседование, как удержаться в коллективе. А у тебя иная проблема, у тебя коллектив должен думать, как удержаться при тебе. Смешно сказал?

– Не смешно, – пригорюнилась девушка. – Ты ничего в жизни не понимаешь. Ты милый, хороший, но глупый! Ты думаешь, что женщине это нужно? Женщина рождена для другой жизни, чтобы ее любили, а не боялись, чтобы вызывать восхищение, а не трудовое рвение. Ты вот, глядя на меня, что испытываешь?

– Я? – замялся Веня, чувствуя, что мысли в его голове как-то сами по себе расползаются. Удерживать их вместе удавалось уже с трудом. – Я не знаю, – признался он.

– Как? – возмутилась Юля. – Ты смотришь на меня и не знаешь, что я у тебя вызываю? А кто мне недавно говорил… нет, убежда-ал! Что я красивая, милая, добрая и еще какая-то, ну, в общем, хорошая.

– Я! – храбро признался Веня, ощутив вдруг, что лицо Юли оказалось очень близко от него. – Я всегда это говорил и могу повторить снова.

– Слова, вы все только произносите слова, а они ведь ничего не доказывают.

– Как не доказывают? А Глеб? Он ведь говорит, что любит тебя! И ты не веришь его словам? Думаешь, он врет?

– Нет, Глеб любит меня, это понятно, – Юля свела бровки к переносице и попыталась что-то сообразить или сформулировать. – Дело не в нем, а во мне. А я как к нему отношусь? А фиг меня знает. С одной стороны, он мне нравится, но и ты вот сидишь и мне нравишься, но я ведь за тебя замуж не пойду. А почему? Не помню, но и неважно. А Глеб, он просто лучше других, ему неважно, кто я. То ли принцесса на золотых бобах, то ли девчонка из университета. Таких больше нет, кому все равно, кто я. Тебе вот все равно?

– Конечно! – заверил Веня, схватив от избытка чувств руку девушки и прижав ее к своей груди. От этого Юля качнулась и ткнулась лицом ему в плечо.

– Какое у тебя тело, – прошептала она и погладила плечо. – Я все время гляжу на тебя и думаю, а как бы здорово тебя погладить, потрогать мышцы. Это ничего, что я тебя трогаю, глажу?

– Конечно, мне даже приятно. Хочешь, я тебя тоже поглажу?

Веня поднял руку и погладил Юлю по щеке. Девушка блаженно прикрыла глаза и прижалась щекой к его горячей ладони.

– Как классно… какие у тебя руки. Погладь еще.

Веня гладил, чувствуя, что рука его начинает слегка подрагивать. Слишком близко было ее лицо, нежная кожа ее шеи, плеча. Футболка чуть сползла, обнажив бретельку бюстгальтера. Вене невыносимо захотелось сдвинуть ее в сторону. Он и не заметил, как его вторая рука коснулась второго плеча девушки, как под его пальцами трепещет девичье тело. И пальцы трогают уже не за плечи, а где-то немножко ниже, а горячее дыхание Юли тоже сместилось в область его шеи…

А потом он ощутил прикосновение ее губ к своей шее, и его руки сами спустились ниже, прижимая девушку к себе все плотнее и плотнее. Он зарылся лицом в ее волосы, нашел губами розовое нежное ушко, атласную шею с пульсирующей жилкой, плечо. Его руки уже шарили по ее талии, ее руки уже обвили его шею, вот под губами ее щека, подбородок… губы. Какие они мягкие, податливые, трепещущие. Как они отзываются на его поцелуи. И его руки уже смелее шарят по ее груди, забираются под футболку. И с грохотом валится на пол пустая бутылка, и долго, очень долго катится по полу, издавая оглушающие звуки.

Юля подняла на него мутные глаза, медленно убрала с плеч руки. Веня еле сдержал шумный выдох и медленно отстранился. Дурак! Вот пьяный дурак! Чуть было не… Черт ее знает, до чего бы все дошло, но смотреть потом в глаза Юле, Глебу, самому Давыдову было бы очень не просто. Может, ты в женихи намылился, физик недоделанный?