Читать «Золотой грех» онлайн - страница 103

Шаповалов позвонил в полночь. Борисов включил ноутбук, и они перешли на беседу по видеоканалу. Шаповалов смотрел в стол перед собой, шевеля изредка, по обыкновению, своими густыми бровями, и слушал, не перебивая.

Наконец от открыл рот.

– Насчет Иванова я тоже склонен верить в положительный исход. Дима не тот человек, которого легко убить. Ты, Геша, парней не нервируй этой проблемой. На всякий случай я поговорю с нашей лабораторией по поводу догадок Вениамина. Скорее всего он прав. Он же физик как-никак. Дальше слушай информацию по Ложкину. Сидел этот товарищ в Якутии. Отмотал пятнашку, а потом за отличное поведение и в связи с состоянием здоровья вышел под УДО [4] . Было это в 2005-м. Неприятно тебе это говорить, но по сопроводительным документам он был отправлен для регистрации не в Читу, а в район. Местом ему определили деревню Пермяково. Это не очень далеко от Читы, как я понял.

– Я знаю это место, – ответил Борисов. – Ты лучше скажи, почему он вернулся не в Читу, а в деревню?

– До причин теперь не докопаться. В деле нет указаний о запрещении Ложкину проживать в Чите или других крупных городах. Нет там и пометок о его личном ходатайстве насчет Пермяково. Тут темный лес. Не знаю, как ты, а я сразу подумал, что парень решил отсидеться, осмотреться, не попадаясь Давыдову на глаза, спокойно план мести подготовить и реализовать.

– Есть такая мыслишка, – согласился Борисов. – Восемь лет – срок нормальный, чтобы про тебя все забыли и на тебя рукой махнули.

– Ты насчет матери Ложкина что-нибудь выяснил?

– Мы с Ковалем перерыли все, что могли. Канула как в воду. Когда сына посадили, она года через два дом в Чите продала, об этом есть свидетельства – запись в домовой книге. А вот из-за пожара в 93-м погибла часть архивов. И теперь неизвестно, куда она выбыла из Читы. Может, в Якутию, грешным делом подумали мы, махнула, чтобы жить рядом с колонией, где сын отбывает. Коваль отправлял запрос… Не жила она там, не регистрировалась.

В Пермяково Борисов отправился на следующее утро. Майор Коваль лично позвонил тамошнему участковому капитану Колотухину и предупредил, чтобы оказал все возможное содействие сыщику из краевого ГУВД Борисову. Только пусть Колотухин ведет себя осторожно и не даст местным заподозрить в Борисове полицейского. Вообще-то этим они с Ковалем преследовали одну лишь цель, чтобы Колотухин не вздумал проверять у Борисова служебного удостоверения.

В девять капитана на месте еще не было, и пришлось Борисову погулять немного по берегу небольшого озера под ивами, чтобы не мозолить местному населению глаза. Отсюда он набрал номер мобильного телефона Колотухина, заодно чтобы проверить, а как здесь берет телефон.

– Андрей? Подполковник Борисов. Вам звонили, что я подъеду? Хорошо, через десять минут буду у вас. Да, знаю.

Ну, вот и хорошо. И участковый прибыл на место, и телефон за пределами города уверенно берет. Дай бог, чтобы Веня был прав насчет тех мест, где Иванов прячется. Подойдя к бревенчатому дому, Борисов сразу определил, что вход с тремя ступенями прямо с улицы – это участковый пункт. Вход сбоку с небольшой верандой за маленьким палисадником с калиткой – квартира самого участкового. Калитка была открыта, и Борисов шмыгнул в палисадник, а затем и на веранду. Дверь он открыл без стука.

Молодой парень в форменной рубашке с закатанными рукавами стоял у зеркала и старательно брился. Он смущенно улыбнулся, стараясь выглядеть солидно, и развел многозначительно руками.

– Пришлось задержаться в соседнем селе, вот – привожу себя в порядок.

– Да ничего, у нас тоже так бывает, – махнул рукой Борисов и по-хозяйски прошел по большой пустой комнате.

Да-а, не чувствовалось тут женской руки. Тут даже новый хозяин не чувствовался. Видимо, нового участкового вселили в это служебное жилье, и он не посчитал нужным что-то менять. Может, относится к нему, как ко временному, может, таким образом чтит память прежних жильцов. Вон старая кровать с провисшей панцирной сеткой у дальней стены. Застелена стареньким одеялом, но участковый на ней явно не спит. А спит он вот на этом большом диване с высокой спинкой. И между двух окон потемневшие рамки со старыми фотографиями. Явно остались от прежних хозяев. Интересно, что они их не забрали, съезжая. Наверное, умерли все, вот дом и освободился. И сундук старый, с обитыми железом углами, стоит. Тоже, наверное, лет сто ему.

– Так чем я могу вам помочь? – спросил участковый, пошлепав себя по щекам ладонями, смоченными лосьоном.

– Меня интересует один человек, который должен был приехать сюда на постоянное место жительства после освобождения из мест заключения.

– Да, и кто?

– Владимир Николаевич Ложкин. Освободился из Якутской УШ-238 в 2005 году.

– Н-нет у меня такого в Пермяково, – медленно проговорил капитан, глядя на гостя. – Собственно, вообще у меня такого нет.

– А вы с какого года здесь работаете?

– С 2011-го. Я сейчас посмотрю свои журналы. Но мне мой предшественник ничего не передавал на Ложкина. По Пермяково он мне передал двоих. Один осужденный условно, а один на УДО за кражу. Но у них уже все сроки прошли, они не под надзором у меня.

Он отодвинул занавеску на стене, за которой оказалась железная дверь, ведущая в его «офис». Участковый ушел в другую часть дома, загремел ключом, отпирая свой сейф. Потом вернулся с двумя старыми истрепанными журналами. Он нашел 2005 год, потом стал смотреть последующие года вплоть до года своего прихода. Ложкин в Пермяково не регистрировался.

– А кто до вас тут был участковым?

– До меня? Нестеров Олег Иванович. Он как в отставку вышел, так и уехал отсюда. Куда – не скажу.

Борисов вытащил мобильный телефон и набрал майора Коваля.

– Вячеслав Андреевич, ты не поможешь мне разыскать бывшего участкового из Пермяково. Нестеров Олег Иванович. Ушел на пенсию в 2011 году. Спасибо.

– Знаете что, – предложил Колотухин, – вы посидите у меня здесь, а я пройдусь по территории, поговорю с жителями. Есть ощущение, что фамилия Ложкин мне знакома.

– Наверное, я не буду сидеть и ждать, – принял решение Борисов, вставая со стула. – Вы выясните все, что можно, у местных жителей, а я постараюсь разыскать вашего предшественника. Будет информация – звоните. А я вас буду держать в курсе, если что-то появится.

Колотухин позвонил вечером.

– Я же говорил, что у меня фамилия откуда-то в голове засела, – торопливо говорил он. Ложкина Зинаида Алексеевна жила у нас в Пермяково. Умерла в позапрошлом году. У нее половина дома была, а во второй половине соседка живет, с которой они были близки.

– Выезжаю! – тут же решился Борисов.

Когда он доехал до Пермяково, уже стемнело. Участковый запрыгнул на переднее сиденье «Хонды», с уважением осмотрел салон машины и показал рукой, куда ехать. Ехать пришлось аж до конца деревни. Остановились у темного дома, где из-под ставней, которыми еще кое-кто по старинке пользовался, пробивался яркий свет. Откуда-то даже слышалась музыка. Борисов осмотрелся и заметил под крышей дома телевизионную «тарелку».

Участковый убежал стучать в дверь, ему ответили, потом дверь открылась, заливая веранду желтым светом. Борисов пошел на голос Колотухина и легко взбежал по ступеням.

– Вот, – представил Колотухин пожилую женщину, – Александра Васильевна. А это ее внуки.

Из узких белых дверей, отделявших одну половину дома от другой, выглядывали две пары блестящих глаз и кудряшки. Женщина погрозила пальцем, и глаза с кудряшками мгновенно исчезли. Зато из комнаты раздался задорный детский смех.

– Вот уж суматоха одна от них, как спать укладывать, – с улыбкой ворчала женщина, закрывая двери и возвращаясь к гостям.

Была она суховата, с натруженными веснушчатыми руками, но карие глаза светились веселым смехом. Поправив фартук на простеньком платье, хозяйка для порядка предложила гостям поужинать, потом хотя бы выпить чаю. Борисов решил, что лучше согласиться. Он сам вырос у бабушки в деревне и знал, каково таким вот сердобольным женщинам слышать отказ. Это сродни обиде. И в доме все было знакомо с детства, потому что это была как бы своя субкультура, своя деревенская атмосфера. И эти белые кружевные салфеточки по всему дому, и фарфоровые фигурки: слоники и танцовщицы, образок в «красном» углу с лампадкой.

Они уселись за широким столом и принялись пить чай с домашним хлебом и брусничным вареньем. Александра Васильевна стала вспоминать, как к ним в деревню приехала Ложкина. Как она купила эту половину дома, потому что у Александры Васильевны как раз сын уезжал в Самару работать по контракту, и там у него была возможность купить квартиру. Потом они сдружились, стали по-соседски общаться. И Александра Васильевна узнала историю соседки. И про сына, которого незаслуженно посадили, а истинные виновники, видать, откупились. И как Зинаида Алексеевна продала хороший дом в Чите, чтобы было на что ездить к сыну в колонию. А еще, когда он освободится, чтобы было на что его обуть и одеть.

Зинаида и правда ездила раз в год на день рождения сына к нему в колонию. А потом, как-то ночью, Александра Васильевна слышала стук в дверь, слышала, как соседка отпирала дверь, как там разговаривали, как кипел чайник у них за стеной. А утром застала Зинаиду всю в слезах. Оказывается, сынок-то досрочно освободился, но стал какой-то не такой. И жить с матерью в этой деревне отказался, что-то говорил про уединение, про обещание какое-то. Видать, умом тронулся он там за пятнадцать лет в колонии. Все утро они просидели в слезах. Одна горевала о своем, другая – жалея соседку.

А через две недели Зинаида умерла. Врачи сказали, что сердце остановилось, но Александра Васильевна считала, что оно просто разорвалось от горя. Ведь столько лет отдала ожиданию сына. Надорвалась. А сын приезжал потом на похороны, в этом Александра Васильевна была уверена. Видела она одного худого человека, незнакомого. Он стоял в сторонке все время на кладбище. Но глаза у него были как будто больные.

Борисов вытащил из кармана фотографию Ложкина, сделанную еще двадцать с лишним лет назад. Женщина долго смотрела, потом покачала головой.

– Не признаю. Лицом-то многие похожи, а глаза не те. Людей ведь по глазам узнаешь.

– А участковый не интересовался Ложкиным? – спросил Колотухин.

– Олег Иванович-то? Как же, интересовался! Он всю улицу досконально опрашивал. Кто видел, что видел, как видел. Вроде как сынок Зинаиды, по их правилам, должен был первым делом к нему явиться, к участковому. А уж чем все закончилось там у них, я и не знаю.