Читать «Судовая роль, или Путешествие Вероники» онлайн - страница 173

— Не садись, — поспешно сказала она, закрывая глаза от солнца рукой, — не садись, и вообще уйди и приди еще раз. Ты такой красивый, черт и черт, да как мне с тобой жить-то?

— То есть, не будем жить, просто буду ходить туда-сюда, чтоб ты смотрела?

Смеясь, он опустился на живот, отжался несколько раз, чтоб не мерзнуть, и устроил мокрую голову на Никиной ступне. Она немедленно положила руку на его волосы.

Высоко над ними, мерно кликая, пролетел лебединый клин, держа под крыльями желтое осеннее солнце.

— Кричат, будто лететь это тяжелая работа, — сказала Ника.

— Наверное, так и есть.

Ветра не было совсем и капли на коже высыхали быстро. Ника провела пальцем, потом выкопала из песка тонкую веточку, обломила и острым кончиком написала вдоль позвоночника несколько букв. Фотий повел плечами, прикусил ее за палец ноги. Она засмеялась, чувствуя, как щекотно становится внутри.

— Вы тоже в детстве писали на спинах? Когда валялись на песке?

Веточка оставляла на загаре ясные белые линии.

— Да. И рисовали.

…

Он повернулся на спину и Ника, посмотрев, закрыла глаза и снова открыла их. Пожаловалась:

— Я теперь все время боюсь. Боюсь, что утонешь. Или на машине когда уезжаешь, я опять боюсь. А еще боюсь, что ты меня разлюбишь. Приедет вот еще одна такая, вся цыцыцы, скажет тебе аааахфеденька… Блин, они же все время теперь будут приезжать. Скорее б ты уже стал совсем старый. По-настоящему. Чтоб кряхтел и никому не нравился.

Она легла рядом и закинула ногу на его голый плоский живот. Сказала наставительно:

— Это, в конце-концов, просто неприлично, мужчина, в вашем возрасте выглядеть таким пацаном.

Фотий захохотал, и Никина нога запрыгала на его животе.

— Да какой же я пацан! Колено вон битое, и поясницу прихватывает. Голова седая вся. И морщины.

— Да, — обрадовалась Ника, — да! Просто я тебя люблю и потому идеализирую. Ты не идеальный! Ты идеа-лизи-рованный. Фу, какое противное слово.

— Ты говори, говори. А я буду нежиться.

Он поднял руки и, прихватывая спутанные от недавнего купания никины волосы, притянул к себе ее голову, так что вместо солнца стало ее серьезное и, несмотря на шутки, немного испуганное лицо. Тогда он тоже стал серьезным.

— Я тоже боюсь. И люблю тебя очень. Я дольше жил и наивности во мне меньше, а значит, я знаю, чем все кончается. Чем часто все кончается.

— Не надо!

— У нас так не кончится.

Он обнял ее плечи, укладывая на себя. Волосы, рассыпавшись, укрыли обоих.

— Иди ко мне.

— Всегда так говори.

— Иди. Ко. Мне.

— Да.

— Вот так.

— Да…

— Почему шепчешь?

— Что?

— Никто не услышит. Можешь не шептать.

Он двинулся было, прижимая к себе ее бедра, но она замерла, расширяя глаза.

— Подожди! Замри!

— Что?

— Мне даже не надо… чтоб ты ше…шевелился.

— Кричи, — сказал он, прижимая крепче, лежа камнем и вдавливая ее в себя, глядя, как переполняются ветром, морем и солнцем широко открытые глаза, — кричи!

— Да!!!

С острой скалы сорвался баклан и понесся над мелкими пенками, сильный, как черная маленькая торпеда.

На высокой скале, что обрывалась вниз почти отвесным краем, а другим полого врастала в верхнюю степь, сидел Пашка. Мельком увидев два маленьких коричневых тела на полумесяце песка, вздохнул с досадой и отвернулся. Надо бы позвать, а то мать Вероники все мозги проест, позвонив еще раз двадцать. Но что ж он, не понимает что ли. Разве ж их сейчас можно звать.