Читать «Тютчев и Аксаков в борьбе с цензурою» онлайн - страница 5

«Да и как при несколько трезвом, спокойном взгляде на окружающую среду не убедиться, что у нас в обществе ли, в правительстве ли, все, еще идущее наперекор национальному стремлению, есть ничто иное, как недоразумение, несознательность, просто отсталость – это все наши Европейцы, вне всякой действительности – и скоро очутятся в той среде, что даже и в виде призраков им нельзя будет продолжать свое существование и они просто испарятся. Вот почему, чтобы придать нам какое-либо серьезное значение, надобно прибегать, как например Катков, к самым фантастическим ухищрениям. Я нисколько не отрицаю возможной зловредности и даже очень значительной – но этой зловредности по недоразумению, следует противодействовать, не катилинариями, даже не сарказмом, а спокойным по возможности и разумным разрешением дела»…

«Все ваши передовые статьи отлично хороши, особливо статья в № 6. Тут вопрос весь с корнем. Вот в чем и есть несомненное превосходство вашего учения над всеми прочими оно вернее – потому что глубже». (Муран. Арх. Подлин. I 17/4).

Через три дня, 8 января, Тютчев снова пишет Аксакову:

«Теперь я, кажется, в состоянии передать вам с большей достоверностью впечатление, производимое вашею Москвою на разумное большинство здешней публики – оно в высшей степени благоприятное, только те, которые рассчитывали на скандал, чувствуют себя несколько озадаченными. Что особенно порадовало всех здравопонимающих – это при неизменности направления – для многих неожиданная безжелчность тона. В данных обстоятельствах это сила. – И в самом деле прежняя резкость тона была бы теперь сущим анахронизмом – то, что прежде называлось славянофильскою идеею, сделалось теперь силою вещей – общим достоянием, она, так сказать, распустилась в действительности… Не странно ли бы было сохранить за нею, в изложении, ту запальчивую исключительность и нетерпимость, на которые вызывали ее прежние отношения. Да и при том стоит только привести в сознание ту историческую минуту, что мы теперь переживаем – если нельзя еще сказать: Annibal ante portas, но не подлежит, однако, сомнению, что день великого столкновения все ближе и ближе. Хотя бы даже и затянулся на несколько времени восточный вопрос, но мирно он ни в каком случае не разрешится. Был ли бы какой смысл, в виду предстоящих событий – перед лицом наступающего неприятеля – заводить из за пустяков ссоры и споры в собственном лагере? Мы имеем теперь полную возможность весь нам присущий оппозиционный элемент обратить, с большей разумностью, против наших настоящих, несомненных противников – тут есть где расходиться полемическому задору и над чем вдоволь испробовать свою руку.» (Мур. Арх. Подлин. I 17/4).

К этим письмам надо сделать два примечания. Во-первых относительно М. Н. Похвиснева. Не все тогда разделяли оптимистический взгляд Тютчева на это назначение. Даже А. В. Никитенко писал в своем дневнике 4 декабря 1866 года: «Управление по делам печати идет совершенно ложным путем. Оно усвоило себе только один элемент силы – элемент полицейский, забыв вовсе, что в кругу, в котором оно действует, есть еще очень важный элемент силы – элемент нравственный. Кажется, оно решилось совсем ни в каком случае не признавать значение силы мыслительной и силы нравственной»… И далее: «Теперь Валуев думает, что он принял важную меру, переменив Щербинина на Похвиснева, т. е. заменив чиновника одряхлевшего чиновником помоложе». (Никитенко. Дневник. СПБ. 1905. II т., стр. 315–316). Но и М. Н. Похвиснев оказался недостаточно твердым. Он покинул свой пост в сентябре 1870 года. Его место занял свиты е. и. в. генерал-майор М. Р. Шидловский, которому было поручено подтянуть печать.