Читать «Демон Аль-Джибели» онлайн - страница 9
Андрей Кокоулин
Гончар тогда заключил удачную сделку: Бахмати становился жителем городка, а плату получал золотом, которое никогда Хатуму не принадлежало.
Нет, далеко ойгонам до людей.
Бахмати, возможно, и затаил бы обиду, да обнаружил, что сам рад остаться. Вот так — рад. Совершенно по-человечески. Думалось, иной раз надо потерять половину себя, чтобы обрести нечто большее.
Бахмати подержал на весу один браслет, другой, затем взял пластины. Массивные, с неведомыми зверями, бредущими по узорчатому контуру, они, видимо, ковались то ли для украшения дворцовых палат, то ли для шахского доспеха. Песок слегка стер черты с выпуклых морд. Звери уже не скалились, а чуть ли не улыбались.
Хватит Зильбеку двух пластин? Вряд ли попросит больше, и так полтора фессаха веса.
Солнце забралось в щель красным лезвием, прорубилось сквозь подушки, столик и ковер к лежанке, нашло Бахмати, блеснуло золотом.
Утро.
А Кабирры не видно. Почему?
Бахмати убрал пластины за пазуху, остальное завязал обратно в узел, но закапывать передумал, придавил подушкой на лежанке. Вдруг все же понадобится.
За стенами хижины оживала Аль-Джибель.
Стучал молоток кузнеца Аммхуза, мемекали овцы Магмета и Ончой, им в ответ взревывал верблюд однорукого Салима, шелестели шаги отправляющихся к полям и оросительным канавам. Звенели детские голоса.
— Я — айхор!
— Нет, я — айхор!
Все слышно.
Матери и жены готовили лепешки и каши в тандырах и печах, тонкие запахи кизяка и саксаула затекали, крутились, уходили к небу.
Повизгивали гончарные круги. Выкрикивая: "Вода! Кому воды?", пробежал водонос с бурдюком за плечами. Шум и гам стоял в доме Обейди — то ли ссорились, то ли собирались за сливами. Щелкала рама ткацкого станка.
В короткие асаны до того, как Око Союна выкатится в зенит, Аль-Джибель спешила расправиться с делами. Потом можно будет нежиться в тени навесов и стен, потеть, пить горячий чай-карач с добавлением дикой мяты, но не сейчас, не сейчас.
Открывались двери и ставни, выплескивались ночные горшки, рыхлили землю тяпки с мотыгами, звенел цепью вол, проворачивающий мельничный жернов, мел базарную площадь Зафир, превратившись из стража в ревнителя чистоты, хлопали ткани, в ожидании полуденного каравана тянулись к торговым рядам телеги и тачки с овощами, мукой, пряжей, нехитрой утварью — руки на оглобли и вперед, вперед, заставляя проворачиваться скрипучие диски колес.
Бахмати вдохнул Аль-Джибель и выдохнул.
Хорошо! Живет город — живет и он, Бахмати. А на тонкую ниточку тревоги, вплетающуюся в утро, — плюнуть и растереть.
Кабирра, Кашанцог — далекие слова. И пусть се…
Тр-рум-тык-тум! Бахмати вздрогнул. Стук в дверь отозвался в половинке души. Дрожишь, Бахмати? С чего бы?
Светлое пятно длинной рубашки-камулы плясало в прорехах между досками. Живой, нетерпеливый, приник к щели острый мальчишеский глаз.
— Дядя Бахма!
— Чего? — крикнул Бахмати через дверь.
— У нас коза ногу сломала.
— Это ты, Наиль?
— Я, дядя Бахма.
— А что за лекарем не побежал?
— Так дядя Аскер на солончак ушел.