Читать «Стиль «Песни про купца Калашникова»» онлайн - страница 6

Вместе с царем пируют бояре, князья и опричники:

Позади его стоят стольники, Супротив его всё бояре да князья, По бокам его всё опричники; И пирует царь во славу божию, В удовольствие свое и веселие.

(2:31)

В песне о Мастрюке — та же сцена пира:

Пир навеселе, Повел столы на радостях. И все ли князи, бояра, Могучие богатыри И гости званые, Пять сот донских казаков Пьют, едят, потешаются, Зелено вино кушают, Белу лебедь рушают.

В варианте той же песни у Киреевского царь «весел стал».

Далее — характерный народно-поэтический прием исключения единичного из множественного (все пьют, едят, веселятся, задумчив сидит один. Этот один — герой песни).

У ЛЕРМОНТОВА

Лишь один из них, из опричников, Удалой боец, буйный молодец, В золотом ковше не мочил усов; Опустил он в землю очи темные, Опустил головушку на широку грудь, А в груди его была дума крепкая.

(2:31)

В ПЕСНЕ О МАСТРЮКЕ

А один не пьет, да не ест, Царский гость дорогой Мастрюк Темрюкович, Молодой черкашенин. И зачем не хлеба соли не ест, Зелена вина не кушает, Белу лебедь не рушает? У себя на уме держит (думает о том, что ему «вера поборотися есть»).

Дальше в «Песне» идет гневная речь Грозного: «Аль ты думу затаил нечестивую?» В варианте Кирши Данилова этого нет (параллели у Киреевского см. выше). В одном варианте Киреевского прямо утверждается: Кострюк лихо замыслил.

Кирибеевич отвечает:

Сердца жаркого не залить вином, Думу черную — не запотчевать!(2:32)

У Чулкова — «ни запить горя ни заести».

Отзвуки народной поэзии ясно ощущаются и в описании наряда Кирибеевича (кушачок шелковый, шапка бархатная, черным соболем отороченная). У Кирши Данилова усы, удалые молодцы носят «кораблики бобровые, верхи бархатные». У Чулкова на гребцах «шапочки собольи, верьхи бархатныя, астрахански кушаки полушолковые».

Мотивы разбойничьих песен слышатся в словах о горемычной судьбе, которая ждет Кирибеевича в степях приволжских:

Уж сложу я там буйную головушку И сложу на копье бусурманское. И разделят по себе злы татаровья Коня доброго, саблю острую И седельце бранное черкасское. Мои очи слезные коршун выклюет, Мои кости сирые дождик вымоет И без похорон горемычный прах На четыре стороны развеется…

(2:33–34)

Посулы Кирибеевича Алене Дмитревне (золото, жемчуг, яркие камни, парча) Н. М. Мендельсон сравнивает с аналогичным описанием в песне из сборника Чулкова «В селе, селе Покровском».

В сборнике Чулкова находим слова о «ближних соседях», которые «беспрестанно… смотрят, а все примечают». (Ср. слова Алены Дмитревны: «А смотрели в калитку соседушки, смеючись на нас пальцем показывали» [2:37].)

Жалоба Алены Дмитревны Калашникову — пример блестящего использования плача:

На кого, кроме тебя, мне надеяться? У кого просить стану помощи? На белом свете я сиротинушка; Родной батюшка уж в сырой земле, Рядом с ним лежит моя матушка, А мой старший брат, сам ты ведаешь, На чужой сторонушке пропал без вести, А меньшой мой брат — дитя малое, Дитя малое, неразумное…

(2:38)