Читать «Насвистывая в темноте» онлайн - страница 28

— Французские поцелуи — это первая база. Это когда мальчик засовывает свой язык тебе в рот.

Когда у меня вырастут сиськи, ни за что и никому не дам их трогать, не говоря уже про всякие французские поцелуи во рту.

— А «третья база»? — спросила я.

Самым любимым игроком у папы был Эдди Мэттьюс, третий бейсмен у «Брейвс». Я по-настоящему соскучилась по радиотрансляциям матчей, которые мы слушали вместе с моим Небесным Королем. В руке пиво, на колене — дочка Сэл. В правилах бейсбола я не особо разбиралась, но мой папа эту игру просто обожал. А я обожала своего папу. И то, как пахло на крыльце нашей фермы после дня тяжелой работы в поле, и то, как желтый свет от приемника сиял на его радостном лице, когда Хэнк Аарон выбивал мяч на хоум-ран, и то, как папа выпрыгивал из кресла, а его дочка Сэл летела на пол. Особенно тем летом, когда он погиб. Потому что в то лето «Брейвс» должны были попасть в Мировую серию, он сам так говорил, и мы поедем смотреть и будем есть соленые орешки и хот-доги с горчицей и маринованными овощами. А они у меня самые любимые.

— Третья база, это когда мальчик трогает тебя там, внизу, — Тру показала на мои трусики.

Я совершенно точно никогда и никому не позволю трогать меня там.

— То есть «хоум-ран» — это и есть секс? — спросила я изумленно.

— Ага, он и есть.

Еще чего! Не раньше, чем в аду снег пойдет.

Тру сказала:

— Ты ведь знаешь, что Джуни насиловали, верно? — Перекатившись ближе, она застучала пальцами по моей шее, как по клавишам пианино.

Мы с Джуни не были подружками. Но я порой встречала ее на площадке, и она вроде была ничего и любила плести из цветных трубочек не меньше моего, и получалось у нее просто потрясно.

— Ты хоть понимаешь, что значит «насиловать»? — спросила Тру.

— Нет. — Я ткнулась лицом в подушку и ерзала, пока не дотянулась до запаха «Аква Велва».

— Быстрюга Сьюзи говорит, когда девушку насилуют, это значит, кто-то трогает ее там, внизу, и это страшно больно. А потом добивается секса, даже если она нипочем не согласна.

Я отвернула голову и стала смотреть в окно на спальню Дотти, и тут-то ее призрак как раз и принялся плакать.

— Салли! — Тру набросила простыню нам на головы.

— Чего?

— Слышишь?

— Это призрак Дотти.

Тру придвинулась ближе:

— Вот ужас.

Я не совсем поняла, что она имела в виду, — то, что Дотти растворилась в воздухе, или то, что произошло с Джуни. В общем, разницы никакой: и то и другое — ужас.

— Никогда не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Ты же знаешь.

Я все думала о том, как Расмуссен трогал Джуни, а она этого не хотела. Как она, бедная, напугалась.

— Ты в этом уверена? — спросила я. — Ну, про насилование?

И заодно отдернула руки от спины Тру: что-то совсем расхотелось трогать хоть кого-то.

— Быстрюга Сьюзи говорит, кто-то насиловал Джуни, делал с нею секс, а когда надоело, обернул трусики вокруг ее шеи и тянул, пока она не задохнулась насмерть.

Тру уснула, а я лежала в темноте, слушала, как плачет призрак Дотти, и изо всех сил надеялась, что Быстрюга Сьюзи ошибается. Потому что сомнений не осталось: если меня никто не выслушает, если никто не остановит Расмуссена прямо сейчас, у нас с Джуни Пяцковски очень скоро будет куда больше общего, чем любовь к плетенкам из цветных трубочек.