Читать «Группа первая, rh (+). Стабильное неравновесие (сборник)» онлайн - страница 188

Александр Григорьевич Звягинцев

– Закурить не найдется, земеля? – дотянулся до него костылем здоровенный раненый, лежащий на высокой кровати, с подвешенными на растяжках, забинтованными ногами.

– Ожил, земеля! – улыбнулся сержант, протягивая пачку «Явы». – А вчера из тебя лишь мат с юшкой…

– Блин, я до министра обороны дойду, суки! – глубоко затягиваясь сигаретой, проскрипел зубами тот. – Нас из Герата на «тюльпане»… Ящиков пятнадцать «груза двести» и нас, тяжелораненых, больше ста, всех вперемешку, и салабонов, и «полканов»… Вместо Ташкента в Мары, в Туркмении ссадили. «Тюльпан» на крыло – и назад в Афган, а нас навалом на песок у взлетной полосы… Жара – сорок в тени, ни кустика, до стекляшки аэропорта версты две…

– Вот суки! – вырвалось у сержанта.

– Военврач бегает между нами, что делать, не знает, у самого слезы на глазах… У него ни бинтов, ни йода, блин!.. Кричит: «Погодите, не умирайте – заберут вас скоро!» Ага-а, забрали, блин! Три «газона» с туркменскими ментами подъехали. Менты сытые, из глаз масло льется!.. Смотрят они на нас, как на зверей в зоопарке, смеются: «На все воля Аллаха – вас здесь никто не ждал!» Шесть часов мы на этой полосе загорали. За это время человек пятнадцать тяжелораненых «грузом двести» стали, а остальные поползли по бетонке к стекляшке, а за ними полосы кровавые и мухи их азиатские роем…

– Возьми пачку себе! – сказал сержант и взял прислоненную к спинке кровати, видавшую виды, в солдатских наклейках гитару. Прижав ее культей левой руки к себе, он здоровой правой перебирает струны и поет хриплым голосом, не замечая вошедших в палату Толмачева, Николая Степановича, капитана-порученца и двух военврачей в белых халатах поверх армейских рубашек.

Грохот боя и адская сушь —У войны лик такой некрасивый!Белый снег на хребте Гиндукуш —Опоздавший подарок России!Повезет – разойдемся со смертью,Злую память утопим в вине,Только вы нам не верьте, не верьте —Мы останемся здесь, на афганской войне!

Раненый с подвешенными ногами толкнул поющего сержанта костылем, показывая ему на дверь. Однако тот, оглянувшись и увидев незваных гостей, только развернулся и еще сильнее прижал культей гитару. В его сузившихся глазах полыхнула злость, и он запел, чеканя слова:

Вам вовек не дождаться возвратаНаших грешных, погубленных душ —Им блуждать и блуждать под Гератом,За афганским хребтом Гиндукуш!Генералам на грудь лягут Звезды,Ну а нам – седина в двадцать лет!Птица-юность сгорела под Хостом,И виновных, конечно, в том нет!

– Уж слишком они себе позволяют! – вскинулся Николай Степанович и ястребом посмотрел на стушевавшегося военврача.

А сержант, прикрыв глаза, словно не было у него больше сил смотреть на тошные лица командиров, продолжил петь с надрывом:

Грохот боя и адская сушь —У войны лик такой некрасивый!Белый снег на хребте Гиндукуш —Опоздавший подарок России!

Исподтишка погрозив раненым кулаком, военврач показал вошедшим на кровать, возле которой приткнулась детская коляска.

– Лейтенант Шальнов, товарищи! – сказал он и вздохнул: – Состояние тяжелое, сделана операция по пересадке кожи…