Читать «Авторитет из детдома» онлайн - страница 65

Кирилл Казанцев

Опер задумался. А Николай продолжал «дожимать» Павла, становясь все более требовательным и категоричным.

– Нет, конечно, можешь отказаться. Хочешь играть в благородного героя? Вперед, геройствуй! Но чтобы наступать и побеждать, нужно сначала научиться защищаться и защищать. И в первую голову – самого себя. Этот гад сдал тебя с потрохами. Плюс – посягнул на святое для таких, как я, воров – на общак.

– Хорошо, – сдался Павел, – я согласен. Слово нужно держать. Ты мне – я тебе. По рукам.

– По рукам.

Копоть приобнял опера по-дружески.

– Все будет путем. У меня уже готов отличный план. Комар носа не подточит. Что, еще по пятьдесят?

– Слушай, что-то я сегодня перебрал. Пойдем, я проветрюсь немного… Чувствую, завтра будет голова гудеть страшно.

Павел оделся, и они вышли на улицу.

* * *

Тамара посмотрела в зеркало заднего вида – размазанная тушь оставила на щеках черные разводы, заплаканные глаза распухли и покраснели. Как у вампира, подумала девушка. А, теперь уже плевать! Тамара мчалась на бешеной скорости по пустынной трассе, злость клокотала в ней, грозя разорвать изнутри, – и девушка еще глубже вдавливала в пол педаль газа. Если бы ее сейчас попробовал кто-нибудь остановить за явное превышение, он бы крупно об этом пожалел. А вот если бы сюда волшебным образом перенесся ее «женишок» – с землей бы сровняла, еще и поездила бы по нему туда-сюда… Навязчивые мысли о минувшем вечере не давали Тамаре покоя. Хотелось убежать от самой себя, от предателя-отца, от пошлой наглости этого мажора Лаврецкого. Вспомнила некстати, как в детстве отец опекал и оберегал ее, как маленькую принцессу. А теперь… «Он продал тебя, он тебя продал…» – крутилось в голове заезженной пластинкой. Девушка чувствовала себя беззащитной, беспомощной. К кому обратиться? Была бы жива мама, она бы не допустила такого, никогда! Тамара снова заплакала. К подругам ехать не хотелось – самая близкая, Аня, была сейчас в Берлине, на стажировке. С ней они делились всем, от кисточек на занятиях до девичьих секретов… Остальные, Тамара знала, успокоят, выслушают, напоят чаем. Но вот объяснять им, что случилось и кто ее обидел, ей сейчас хотелось меньше всего. Хотелось не любопытства, а простого человеческого внимания, тепла, понимания. Тамара вдруг остро ощутила, насколько она одинока в этом мире.

Слегка успокоившись, девушка решила ни с кем не встречаться, да и не хотелось никого беспокоить. Она уже въехала в город – позади остались одноэтажные домики с цветущей сиренью вдоль дощатых заборов и спальные районы с гуляющими парочками и редкими фонарями. Центр встретил девушку разноцветными огнями рекламы – Тамара заметила, что на главном проспекте голубым потусторонним светом мерцали даже полутораметровые снежинки, забытые с Нового года. Девушка слабо улыбнулась и поймала себя на мысли, что все эмоции перегорели и теперь она не ощущает ничего, кроме безразличия. Будто бы ее взяли, как губку, и выжали до последней капли. Тома свернула с центральной улицы и двинулась в сторону набережной. Она решила поставить машину на берегу, посмотреть на ночную реку, успокоиться – и заночевать в салоне. Тут ее никто не найдет и не побеспокоит. Девушка сбросила очередной звонок и выключила мобильник. С тех пор как она сбежала со «званого ужина», ей раз двадцать пытались дозвониться то отец, то «женишок» Лаврецкий. Она бросила телефон в сумочку, припарковала машину, заглушила мотор и вышла к парапету. Воздух был прохладным и влажным, над водой уже начал подниматься туман, на небольших волнах слегка покачивалось и дрожало отражение прибрежных фонарей. Тамара запрокинула голову – звезды мерцали как-то далеко и загадочно. Глаза слегка щипало от недавних слез, да и сейчас снова захотелось плакать – уже из жалости к себе и к покинутому миру. Девушка спустилась по ступеням вниз, к самой реке, зачерпнула черной воды и ополоснула лицо. Почувствовала себя слегка посвежевшей, глубоко вздохнула и, улыбнувшись сама себе, вернулась к машине. Достала из сумочки пачку «дамских» сигарет, закурила. А что еще делать, когда ты никому не нужен, да и тебе – никто, если вдуматься.