Читать «Страсти и их воплощение в соматических и нервно-психических болезнях» онлайн - страница 12

Психотерапевт в своей работе пользуется представлениями о душе ограниченным подходом, с одной стороны — материалистическим (материя первична), с другой — рассуждениями поврежденного грехом ума. При оценке терапевта больной выступает как жертва безликой болезни, причины которой не всегда ясны и лечение зависит от опыта врача, а при духовно-нравственной оценке болезни, — причины, во-первых, определены, во-вторых, находятся во власти человека. Надежда на лекарства заменяется надеждой на милость Божию; впрочем, полезность лекарств никто не отрицает, они выполняют роль костылей для учащегося ходить, которые помогают, но сами по себе ходьбе не учат. Общие разглагольствования психотерапевта и длительные психоаналитические сеансы заменяются исповедью конкретных грехов и раскаянием в них. Самостоятельные и самонадеянные попытки собственным разумом переиграть бесов на их же (мысленной) территории, заменяются надеждой на помощь Божию и заступление.

Административно определять объем пастырской или врачебной помощи больному нецелесообразно, т. к. она может проникать во все сферы жизни и деятельности больного. Это и указание на наличие болезни в ее доклинический период, это и указание на умолчание о грехах, приведших к болезни, во время исповеди, это и научение тому, что не грех постыден, а содружество с ним, желание оправдывать его, и многое другое, что зависит не столько от медицинской образованности пастырей и врачей, сколько от их внимания к больным, от их духовности. А духовность рукоположением не приобретешь и дипломом не оценишь.

Врач должен помогать. Но помощь — это содействие тому, кто действует сам, кто хоть что-то делает. Помощь не ограничивает свободу и волю человека. Так кто же я такой, чтобы заставлять человека делать что он не хочет? И у кого на это хватит сил?

В результате применения пастырем или врачом предлагаемой методики, больной приобретает возможность возвратить утраченное душевное и телесное здоровье, или обрести силы на благодушное перенесение болезни.

Хочется обратить внимание на то, что когда речь идет о возможности возвратить душевное здоровье, имеется ввиду именно возвращение того, чем обладал человек и что насилием, обманом или лестью похищено, того, чем сохраняется или возвращается здоровье души: добродетелей, положительных нравственных качеств. И если исходить из того, что всякое зло — это отрицание наличествующего добра, то, значит, любой согрешающий человек изначально имел потенциал добродетелей, которых лишился, но без наличия которых просто не мог бы сформироваться ни один грех. Таким образом, получается, что скупость — это отрицание щедрости, блудливость — целомудрия, тщеславие — скромности. Но добродетели грехом хотя и отрицаются, но не уничтожаются, а извращаются, и грех действует, паразитируя на силах добродетелей, придавая им противоестественное направление.

И глядя на отъявленного мерзавца, можно безо всякой иронии поражаться тому, какими великими добродетелями одарил его Создатель изначально; видя уродство душевное, можно лишь предполагать, насколько прекрасной была создана данная душа, и как много у нее отняли.