Читать «Старинная шкатулка» онлайн - страница 238

— А что мясо не берешь?

— Пост щас. Скоромное нельзя.

— А днем щи с мясом во всю уписывала.

— Ела.

— Ну, так не последовательно получается, сударыня.

— А днем ты велел. И, значит, грех с меня спадает.

— Куда спадает?

— Ну… не ляжет на меня грех-то.

— Это почему же?

— Раз ты велишь есть.

— Ничего я тебе не велю. Хочешь — можешь поститься, не раз говорил. А на других грехи, пожалуйста, не сваливай. У меня и своих хоть отбавляй. Черти, они на том свете во всем разберутся.

— Господи, помилуй! За столом-то!.. С ума спятил! — Теща перекрестилась. — Еретик ты этакий!

— Разберутся и за язык каленым железом потянут.

— Замолчи! Тока на грех наводит. — Теща плюнула. — Господи, прости мою душу грешную!

— Не бойся. Нет ни бога, ни ада.

— Никто ничо не знает.

— Тогда позволь задать тебе несколько вопросов.

— Ничего такого я и слышать не хочу.

— Нет, уж давай, голубушка, не увиливай. Скажи вот, для чего господь бог создал тараканов, блох, вшей, змей и тому подобную пакость? А?!

— Создал, значится, надо.

— Ну, это не ответ. Зачем, к примеру, нужен клоп? Какая от него польза?

— Надо, стал быть.

— Но зачем? Мир создан на жестокой основе. Все живое взаимно поедает и мучает друг друга.

— Нам покудова не понять, — пробормотала теща.

— Тут, брат, и понимать нечего. Большой разум не мог создать такую жестокость. Или вот еще…

— Хватит! — замахала руками старуха. — Хватит!

— Почему грешников на веки вечные посылают в геену огненную? Никакого тебе определенного срока. Всех гуртом, на веки вечные… Не гуманно получается, мамаша. Да-с!

— А ну тя к чемору! — окончательно рассердилась теща. — Все ж таки навел на грех, прости меня, господи! Весь аппетит пропал теперя.

Вспомнив об этом, он вяло улыбнулся. Он часто, с какой-то непонятной ему самому навязчивостью вспоминал о боге, не веря в него, страстно желая его, удивляясь несказанной популярности всевышнего и думая, что древняя пословица «один бог без греха» была бы, если бы создатель существовал, весьма далекой от истины.

Теща что-то расхворалась, и Надя уехала к ней. Перед отъездом без конца наставляла его: сделай по дому то-то и то-то. «У нас ведь… Наше… Мы с тобой…», будто живут они давным-давно. Он почему-то неловко чувствовал себя с ней: стыдливость не стыдливость, не поймешь что. Оттого, может быть, порой грубовато и категорично отвечает ей: смотри, мол, какой я «настоящий» мужчина, скажу, как отрублю. А ведь все вроде бы просто и ясно: он — муж, она — жена. А «муж и жена — одна сатана». Одна, да и не одна.

Он изучал жену как малознакомого человека, отмечая то одну, то другую неизвестную ему черту ее характера. Она, оказывается, чрезмерно обидчива, а значит, надо с ней осторожничать; подозрительна, последнее всегда плохо, а для Ивана Михайловича особенно. Не просто жить двойной жизнью: обычное становится необычным, простое — сложным, и будто ходишь по жердочке над пропастью. Конечно, разные есть характеры, и, видимо, кто-то в его положении видел бы не жердочку, а канатную подвесную дорогу. Наверное, так…