Читать «Старинная шкатулка» онлайн - страница 234
Василий Иванович Еловских
На другой день она сообщила мужу:
— А я сегодня с Калиевым разговаривала.
— С прокурором?
— С прокурором.
— О чем?
— Тока ты не злись, пожалуйста. И выслушай. Что это ты так сразу взъерошился? Он мне возле почты попался. Ну, поздоровался, он вежливый такой. Разговорились. Сперва-то я ничего не хотела рассказывать. А он: ну что нового? Как живете? И так далее. Ну и я решила посоветоваться насчет Денисова. Он хотел позвонить тебе.
— Что ты лезешь к человеку с ерундой всякой? — Иван Михайлович старался говорить спокойно, как бы между прочим.
— Ну, как с ерундой?
— А я говорю, что с ерундой. Ты начинаешь не на шутку меня раздражать. У тебя мания преследования.
— Не сердись. Никакой у меня мании нету.
— Что из того, что Денисов нигде не работает? Разве мало фронтовиков, которые нигде не работают. В конце концов, они заслужили какое-то право на отдых. Конечно, и их надо привлекать к труду, но делать это следует без прокуратуры и без судов. Это фронтовики. Ты действуешь глупо. Думаешь задним местом, прости меня.
Никогда еще он не говорил с ней так вот неуважительно, так грубо, и, удивившись, она покорно проговорила:
— Может, я и не права. Ты не обижайся. Я хотела, как лучше.
После обеда Васильеву позвонил Калиев:
— Здравствуйте, Иван Михайлович! Ваша жена говорила мне о вашем фронтовом друге Денисове. Это надо проверить.
— Что тут проверять? Денисов — пьяница и дурак. И другом он мне никогда не был. Воевали в одном полку, вот и все.
— Ваша жена говорит, что он требует незаконную справку.
— Да это он так, спьяна болтает. Глупые алкогольные шутки.
— Шутки?
— Пьяница. Опустившийся человек. Я с ним побеседовал. Думаю, что он все же возьмется за ум.
Фраза «возьмется за ум» была широко распространена в здешних местах.
Нервное напряжение опять сказалось на голосе Васильева, он говорил тяжело, с натугой.
— А может, вы, Иван Михайлович, все же зайдете ко мне? Я еду в область, приеду в четверг. Вы свободны в пятницу? Приходите утром. С письмом Денисова. Посоветуемся. — Последнее слово, видимо, было непривычно Калиеву, — он произнес его медленно, излишне старательно. — Хорошо?
— Я порвал письмо.
— Порвал?
— Да. Зачем хранить всякую ерунду.
— А ваша жена говорила, что письмо у нее.
— Да нет же, порвал. С Денисовым, если возникнет необходимость, займутся в Новосибирске, — нарочито сухо добавил Васильев. — Пока же этой необходимости нет.
«Попался, как мальчишка. Дурак, дурак! Уж если кто и дурак, так это я прежде всего». — Сжав голову руками и сморщившись, он несколько секунд раскачивался над столом. Потом бухнул по столу кулаком, это получилось совсем по-чалдонски — научился, и вскочил:
— Мерзавец!
Это ругательство было адресовано Денисову. Калиев делал свое дело. Не в пример другим, Васильев считал прокурора толковым, дальновидным работником.
Ему казалось сейчас, что в Карашином оставаться больше нельзя, опасно: Калиев приедет дня через три, дня через два надо бежать, заготовив документы (в его распоряжении печать, бланки) и уложив в багаж самое необходимое. Он представил себе, как все это будет: никому ничего не сказав, уедет на райпотребсоюзовской машине в город, шофера отправит обратно («Буду на совещании. Приеду послезавтра, на попутной»), сядет в поезд дальнего следования и — поминай, как звали. А ехать куда — решит потом. «Почему потом, черт возьми?! Пока поездит в поездах. В мягких вагонах… Взять с собой побольше продуктов. Деньжонок хватит. В поездах всего безопаснее. Да-да! Именно в поездах. А дальше? А дальше видно будет…»