Читать «Старинная шкатулка» онлайн - страница 219
Василий Иванович Еловских
— Здравствуйте… господин Лебедев! — сказал бородач и крикнул: — Ни с места!
Парень-атлет быстро и ловко обыскал его.
— Со мной нет оружия.
— А где оно?
— На квартире, под подушкой. Пистолет ТТ.
Потом, проснувшись, Иван Михайлович будет недоумевать: откуда мог взяться пистолет ТТ, он никогда не держал его в руках.
— Попался, шкура фашистская! — Борода у пожилого чекиста стала дергаться вправо, влево.
— Не надо меня оскорблять.
— Оскорблять? Да тебя повесить мало, негодяя.
— Я смерти не боюсь. И сам я никого не убивал.
— Убивать можно и не стреляя.
Атлет вынул из сейфа желтоватый помятый листок, на котором был нарисован старик-оборванец со страдальческим лицом.
— Ты рисовал? — спросил бородач.
— Я не рисую сейчас. Меня уверяли, что это набросок Репина. Но я не уверен в этом.
— Гитлер тоже, говорят, хотел стать художником, да не вышло, — проговорил молодой чекист и улыбнулся.
Бородач недовольно покосился на парня-атлета и сказал Васильеву:
— Может, сразу назовешь своих соучастников? С кем ты тут связан.
— Вы же умные люди…
— Что ты хочешь сказать?
— Неужели вы думаете, что здесь, в этой медвежьей дыре, я мог создать какую-то антисоветскую группировку?
— Нечто вроде. Во всяком случае местопребывание Денисова ты нам укажешь.
— Денисов уже ни для кого не страшен. Он умер. Уснул пьяный и не проснулся. Я схоронил его ночью на кладбище. И сам я… тоже ходячий труп.
В кабинет вбежал солдат с винтовкой и закричал:
— Ночью в камере повесился Денисов!
«Как повесился? Ведь я схоронил его. Бежать, бежать!..»
Он прыгает в окошко и бежит. Сзади кричат и стреляют, они все ближе и ближе. А он бежит, бежит, тяжело дыша, задыхаясь, безуспешно пытаясь ухватиться за колючие, острые кусты и чувствуя, что совсем обессиливает, ноги начинают отказывать, скользя по земле, как по льду. А кругом уже не притобольная равнина, а горы, скалы, и он, срываясь, летит куда-то в бездну, бесконечную, темную.
3
Из Карашиного Калиев выехал на «газике» часов в десять утра. Где-то в глубине тайги, в овраге, потонувшем в мокрых снегах и слякоти, машина застряла. Потом еще раза два застревала, и Калиев приехал в леспромхоз уже после полудня, когда в конторе леспромхоза был обеденный перерыв. Он решил сходить в столовую.
Сыпал влажный неслышный снег, заваливая дорогу. Калиев легко нащупывал ногами гладкую твердь, порой угадывал в невидную канаву, где под легкими слоями льда и снега еще покоилась стылая вода. Возле изгородей выглядывала из-под снега трава, толстая и жесткая, как ремни, она стоит тут до самой зимы на диво зеленая, а потом застывает и сохнет. Где-то вверху, за этой дикой снежной лавиной, за облаками светит слабенькое, неподвижное умирающее солнце. И от всего — щемящая приятная тоска. Любит Калиев бродить по тайге, по деревням и поселкам и, когда райком посылает его вместе с другими уполномоченными в колхозы, всегда старается пройти хоть немножко пешком.