Читать «Ребята Скобского дворца» онлайн - страница 64
Василий Иванович Смирнов
— Почему же в кутузку забрали? — слышались гневные голоса.
Кузьма, смущенно и неодобрительно крякая, топтался на месте, не зная, что ответить. Причина появления в Скобском дворце полиции была Кузьме хорошо известна. Он и сам струхнул, увидав на стене дома смелый призыв к расправе над государем императором. Но в душе он тоже не одобрял поступка полиции, забравшей без видимой вины Максимова. Как представитель власти на дворе, связанный подпиской в участке, Кузьма должен был беспрекословно стоять на стороне полиции.
Зато Цветок суетился больше всех. Захлебываясь от возбуждения, рассказывал ребятам, что он тоже был понятым. Ему верили и не верили.
— Всю ночь Максимова полиция караулила. — Глаза у Цветка искрились от непонятного удовольствия. — Только по утру Максимов пришел домой. Тут его цап-царап и за шкирку...
— М-мымра ты гаванская! — внезапно разъярился Царь и дал Цветку такую затрещину, что тот сразу замолчал и, обидевшись, немедленно ушел домой.
Царь был зол. Щедро раздавал он тумаки подчиненным, срывая свой гнев на ком попало. Не только Ванюшка — никто на дворе не догадывался, каким обездоленным чувствовал себя Типка после ареста Максимова. Ведь Царь должен был пойти вместе с Максимовым в типографию. И вот ничего теперь не оставалось Царю, как ехать в услужение к постылому почетному гражданину Семену Евдокимовичу Харичкину, которого он успел возненавидеть с первой же встречи.
На кухне чайной «Огонек» тоже оживленно обсуждали арест Максимова. Удивлялись, что Максимова забрали утром. Полиция и раньше наведывалась в Скобской дворец и если кого увозила с собой, то только ночью.
— Сболтнул что-нибудь лишнее, — высказал предположение Николай Петрович, громко стуча по доске ножом: он шинковал капусту.
— Говорят, ходят переодетые фараоны и подслушивают противозаконное, — сообщил обедавший за столом старик ремесленник в парусиновом пиджаке. Он то и дело поглядывал за окно на двор, где у стены стояло его точильное колесо.
— Противозаконное! — усмехнулся дед, отложив в сторону нож и вынимая из кармана жилетки черную лакированную табакерку. Понюхав, он шумно чихнул. — Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло.
— Говорить нельзя, — подтвердил тряпичник Младенец, раскрасневшись от выпитого чая.
— Найдутся и скажут, — уверенно произнесла Любка, убирая со стола порожнюю посуду.
По ее голосу и глазам Ванюшка понял, что Любка, очевидно, знает таких смелых людей.
— А они... с бородами? — озабоченно спросил Ванюшка, вспомнив про своего «бородача».
— Что? — удивленно спросила Любка. — С какими бородами?
Все на кухне внимательно посмотрели на Ванюшку, засмеялись, а он, покраснев, сконфузился.
— Кто про Фому, а наш Иван про Ерему, — вздохнула Ванюшкина мать, ласково потрепав сына по голове.
«Увидали бы сами, небось заговорили бы по-иному», — надувшись, думал Ванюшка, больше не вмешиваясь в разговор взрослых. Уже с утра как магнитом тянуло Ванюшку на улицу к забору, за которым должен был находиться брошенный студентом сверток. Побывав у забора, Ванюшка исследовал, крепко ли прибиты доски, и убедился, что ни одну из них сдвинуть с места невозможно. Забор был как забор. Сколько ни смотрел Ванюшка, ничего не мог придумать.