Читать «Древние чары и Синдбад» онлайн - страница 86

– Я почту за величайшую честь, уважаемый Саддам, если ты согласишься учить моего сына. Более того, я бы и сам, быть может, решился просить тебя об этом, но опасаюсь, что не смогу заплатить за твою науку больше пригоршни медных фельсов.

– Это вполне приемлемая плата, добрый Асад. Ведь я не торгую, а делюсь знаниями. Когда-нибудь юный Хасиб, если, конечно, сие позволит Аллах всесильный и всемилостивый, станет твоим подмастерьем, а потом и мастером. И мне бы хотелось, чтобы громкое имя кузнецов из твоего, Асад, рода еще долго гремело и в нашем прекрасном городке, и по всей округе.

Асад почтительно поклонился, радуясь, что теперь заботу о знаниях Хасиба взвалил на свои плечи уважаемый, но такой странный мудрец, Саддам ибн Мехмет. Возможно, учение, сколь бы тяжелым оно ни было, и поможет малышу Хасибу избавиться от странных, но так сильно тревожащих его и огорчающих его добрую матушку снов.

Как бы смел ни был Асад, кузнец, он все же побоялся рассказать почтенному Саддаму о тайне своего сына. Быть может, из-за того что опасался, как бы мудрец не отказался учить «безумного» ученика, быть может, из-за того что не считал эту тайну такой уж важной.

Но тайна у малыша Хасиба была. И какая! Тайна эта, более чем удивительная, сначала забавляла уважаемую матушку Хасиба, потом огорчала ее, а потом уже и откровенно тревожила.

А дело было в том, что мальчишке снились сны. Почтенный Синдбад, мне прекрасно видно, что ты усмехнулся. И совершенно прав. Ибо кому из живущих под этим небом сны не снятся?!

О да, сны снятся всем, но далеко не каждому снятся слова неведомого языка, которые произносятся странным свистящим шепотом. Более того, каждому из этих слов сопутствует яркая цветная полоса или, быть может, лента своего цвета. И никогда эти ленты не меняются. От лимонно-желтого, пронзительного, к темно-коричневому, благородно-сдержанному. А потом, через мгновение, цвета меняются. И теперь мерцающие перед глазами спящего мальчика пятна поражают и оглушают всеми оттенками розового – от нежного, какой бывает заря в горах, до тускло-пурпурного, уходящего в черноту. И слова… О, эти слова. Они всегда начинают и завершают пляску цвета.

Сначала слышен лишь шелест, подобный перешептыванию листьев в кроне дерева. А потом из этого шуршания доносятся первые звуки.

– Ас-сасай! Асс-ни! Сансис! Суассит!

Потом все затихает. Ты уже надеешься на то, что все прошло, и тут громовой раскат ярко-красного цвета и звучит новая фраза, оглушительно непонятная и потому пугающая:

– Шуан-сси суас-си, суас-ассат…

Последние звуки иссушают, кажется, и саму душу. Еще миг – и ты чувствуешь, что твоя жизнь не стоит ни гроша… Чернота поглощает само твое существо, ты готов уже расстаться с миром и… И все заканчивается.

О да, в этот миг сон Хасиба всегда прерывался. Сначала мать узнавала об этом по младенческому плачу, потом по тихому шмыганию носом, а потом по едва слышным словам: «Аллах всесильный, да когда же это закончится?!»