Читать «Свет в окне» онлайн - страница 306

Всякий раз, приезжая, останавливался в одной и той же гостинице, и все-таки не мог привыкнуть к процедуре выписки: «Сдайте номер». Коридорная – или кто она там, администратор? – царственной поступью входит в комнату, чтобы проверить, не похитил ли командировочный Лунканс пробку от графина или пыльную стеклянную вазу. Пересчитывает кривые занозистые вешалки в шкафу, проверяет ящики письменного стола, после чего подходит к кровати и властно откидывает одеяло: действо особенно неприятное, напомнившее давний эпизод в другой гостинице и в другом городе…

Они с Аликом Штрумелем нетерпеливо перетаптывались у столика коридорной с ключом, отягощенным захватанной деревяшкой, и посматривали на часы: поезд ждать не станет. Та стояла в полуоткрытой двери одного из номеров и гневно выговаривала кому-то: «А вам должно быть стыдно, очень стыдно!». Из комнаты доносились приглушенные голоса, затем почти выбежали двое – у девушки горело лицо, ее спутник смотрел прямо перед собой, – и бросились к лестнице. Коридорная подошла к столику, выдвинула ящик и бросила внутрь трешку. Невозмутимо забрала у Штрумеля ключ и повесила на гвоздик.

Выписался из гостиницы, съездил в Москву, погулял по городу – шумному, горячему, пыльному. Воспоминания о двух поездках «на болото», к Настиным родителям, изрядно стерлись, зато отчетливо виделся жизнерадостный транспарант про какао; интересно, обновили его или сняли?

Абсурдное место тот «поселок городского типа», где с трудом отыщется какао, зато все больше людей начинают день отнюдь не с него… Да разве только там?

Любопытно, кстати, как Настины родители отнеслись к ее новому браку? Хотя настоящего интереса он не испытывал, а мысль о родителях снова навела на Лизу. Нужно написать Лизе – узнать хоть что-то о сыне; может быть, сообщит адрес?..

И сквозь все, чем жил последнюю неделю, просверливалось смутное, непонятное раздражение, неудобное, как заусенец.

Поезд подошел к перрону. После громоздкой и переполненной Москвы даже вокзальный шум показался домашним уютным гомоном. Матери не застал – хороший знак – и поехал домой.

Дома на столе лежали карточки.

Карл не был запойным читателем и потому, наверное, хорошо запоминал полюбившиеся книги. Неделю назад, когда достал исписанные картонки из кармана, он машинально пробежал их глазами, с запозданием поняв, что делать этого не следовало. Теперь нужно было связаться с женой Присухи, а потом захотелось если не перечитать, то хотя бы перелистать еще раз «Сагу о Форсайтах».

Телефон не отвечал. Надев пиджак, он вышел на улицу.

Ты уезжаешь всего на неделю, а когда возвращаешься, видишь, как что-то неуловимо изменилось, хотя на первый взгляд все кажется прежним. И только идя по знакомой мощеной улице, которую не видел всего неделю, понимаешь, насколько условна ее каменно-булыжная незыблемость, потому что на углу начали бурить тротуар, тетки-цветочницы не сидят больше у магазина, в будке телефона-автомата срезана трубка, и все вместе делает из улицы реку, в которую нельзя войти дважды. Ибо заменят какую-нибудь трубу, заштопают асфальт, и черная заплатка на сером фоне будет бросаться в глаза; цветочные тетки вернутся на привычное место, но с другими цветами; телефон могут починить, а могут вовсе выкорчевать будку, и другой человек, вернувшийся из командировки или из отпуска, удивится, не сразу понимая, что случилось.