Читать «Лоскутное одеяло» онлайн - страница 7

Директор магазина знал, что мама ищет своего нового принца. Он также знал, что Павел Алексеевич бездетный вдовец и ищет себе подругу жизни, то есть является потенциальным принцем для мамы. Добрый директор познакомил две одиноких души. Через некоторое время мама и Павел Алексеевич стали жить вместе. Он был старше ее на семнадцать лет и сразу поставил себя. Мама вцепилась во вдовца с неистовой силой обожания, угождала как могла, заискивала, чистила ботиночки, подсовывала лучший кусочек и очень надеялась, что рано или поздно он женится на ней. Официально.

Мама, как девочка-подросток, мечтала о фате, марше Мендельсона и обручальном колечке на пальце. Но если человек уж слишком сильно чего-то хочет, то он этого никогда не получит. Слишком уж сильно ничего хотеть нельзя. Если слишком сильно сдавить синюю птицу удачи в тесных объятиях, то, скорее всего, она задохнется насмерть или, сильно поцарапав на прощание, вырвется и улетит.

Павел Алексеевич очень быстро принял игру в кошки-мышки и не торопился в загс.

Он много лет водил маму за нос, капризничал и очень хорошо понимал, что мама никуда от него не денется. Кроме того, его безумно раздражала я. Самим фактом своего существования. Я неправильно ела, ходила, садилась, дышала. Мама, моя любимая мама, на все сто процентов была на его стороне.

Все эти подробности я узнала намного позже, от дедушки, а пока пьяная мама спит в сенях, слегка похрапывая, а я тихо сижу в уголке и рисую черными акварельными красками злые картинки. Мне нравится рисовать отчима на виселице, с его бородавкой и жирными щеками. Он болтается, как толстая сальная сосиска. Очень похоже! Я кусаю губы и приговариваю:

— Вот кого надо побольше пороть… Сделать из него отбивную… Тогда мамочка перестанет пить и будет со мной…

Когда мне было пять лет, отчим и вправду порол меня. Я случайно назвала маму «дурочка», в игре, совсем не оскорбительно, даже нежно. Отчим услышал это и решил проявить свои излюбленные педагогические приемы. Он ринулся в атаку, здоровый, толстый дядька. Бычьи глаза отчима страшно налились кровью, он мгновенно вытащил огромный ремень из своих брюк и несколько раз больно и зло стукнул меня. Это было не только больно, но и унизительно. Я изо всех сил пыталась увернуться, извивалась, пыталась укусить его, но силы были неравны. Мама, моя любимая мама, меня не защитила, я кричала от ужаса и смотрела на нее, а она даже не встала со стула, глядя прямо перед собой в никуда, как будто замерла в параличе. Наверное, она не хотела с ним ссориться, боялась ему перечить. Мама всегда перед ним заискивала, становясь какой-то неестественной и глуповатой. После экзекуции я забилась в кровать и описалась. Я потом всегда писалась по ночам, когда оставалась у них в Бирюлеве, даже когда выросла, а у бабушки с дедушкой — никогда. Я чувствовала себя мерзкой вонючкой и никогда не хотела у них оставаться даже на одну ночь. После этого я поняла, что больше не умею смеяться. Улыбаться могу, а смеяться — нет. Не получается. Но человеку смеяться совсем не обязательно, правда? Некогда мне смешинки-то гонять, дел невпроворот.