Что на коне, что на осле, мне все едино — мир и миг, и что я слеп или не слеп, и что я миф или не миф.
Музыкант
Как свечи белые, мигала тишина.Из крана капала и капала луна.Такая маленькая, капала теперь.Из крана капала и таяла в трубе.Как свечи белые, маячили в ночитак называемые лунные лучи.А та луна, а та небесная былав кружочках цифр, как телефонный циферблат.Совсем иные, иноземные миры,висели звезды, как бильярдные шары.В бубновых окнах лица женщин и мужчинчуть-чуть прозрачнее, чем пламя у свечи.Я был в неясном состоянье перед сном.Я был один. И был один старик со мной.Но был он в зеркале, таинственный старик:в шампанских бакенбардах современный лик.Он делал пальцами, как делает немой.Как свечи белые, мигали у негонемые пальцы.Этот мученик зеркална фортепьяно что-то странное играл.Мою чайковскую луну и облака,как Дебюсси, он в си бемоли облекал,то патетические солнца и латынь,—он мне, слепцу, мой музыкальный поводырь.Еще старик играл такое попурри:— Все это было — твой Парнас и твой Париж.Но ты не жил и не желал. Увы и ах!Существованье музыканта — в зеркалах.Лишь в зеркалах твои сожженные мосты,молитвы мутные, минутные мечты.Я тварь земная, но нисколько не творю,я лишь доигрываю музыку твою.Мы — Муки творчества. Нас ждет великий суд.У нас, у Муков, уши длинные растут.Но наши уши постепенно отцвели:спасает души повседневный оптимизм.Я презираю мой му-чительный талант…А за окном ходили белые тела.Как свечи белые, маячили в ночитела одетых женщин и мужчин.Играл орган в необитаемых церквах.Его озвучивали Гендель или Бах.Фонарик в небе трепетал, как пульс виска.И в небе с ним необъяснимая тоска.О музыкант! Какую ни бери бемоль,минорный кран твой есть, как мания, немой.Взойдет ли солнце, очи выела роса:как водяные знаки бедные глаза.О музыкант! Меня ты не уговорил,ты улыбнулся и на улицу уплыл.Такты уплыл. Но я нисколько не скорблю:большое плаванье большому кораблю.
