Читать «Дорога обратно (сборник)» онлайн - страница 249

— Ну и катись колбаской!.. Грубые люди, Павловна, — сказал он Марии, умолк, и мигом позже, засыпая уже, она услышала от него: — Бросили нас, Павловна. Одни мы с тобой остались.

Мария закивала и уронила голову в траву. Потрескивал костер, тоскливо и страстно бубнил Теребилов, Мария, боясь его обидеть, старалась не спать. Она смотрела на яркий костер и видела там, как Теребилов, голый по пояс и потный, стоит перед пышущей топкой в котельной яслей на Поземского и медленно говорит, что ему еще нет пятидесяти, еще не поздно ему бросить кочегарку, кончить с белой и плодовым, порвать навеки с грубыми михами и тимохами и подписаться на энциклопедию… Зев топки выл, и воздух выгорел, давило грудь, давил потолок котельной; Теребилов, гладя черенок лопаты, успокаивал: «Ты потерпи; ты у меня, Павловна, палец о палец больше не ударишь и еще хвастаться мною будешь. Домработницу подыщем, в драмтеатр пойдем, там сцена поворачивается, как карусель, и в Ленинград гулять поедем, к фонтанам, и Кавказ смотреть поедем, и детей в музшколу на Советской отдадим, будут они у нас с тобой на мандолине учиться, а если захотят — пожалуйста, и на скрипке…». Мария торопилась поскорее согласиться, потому что жерло топки уже расперло пламенем, искры целыми снопами вырывались в котельную, жарко кружась, поднимались к небу, там остывали, смерзались в скопления звезд; хотелось пить, еще больше хотелось дышать; оставаться в котельной было невмоготу, пора было бежать наружу, на воздухе прийти в себя и посвежеть, подождать там Теребилова, дождаться и Григория, вместе с ними все обсудить, но так, чтоб для себя все правильно решить и никого из них своим решеньем не обидеть. Задыхаясь, она вслепую, из последних сил, налегла, страшась задуматься, что за преграда не пускает ее прочь, — и вырвалась из кочегарки. Забрала, сколько сумела, живого воздуха пересохшим ртом, открыла глаза и увидела перед собою уже высокое жгучее солнце на неподвижном и звенящем синем небе. Пробуя встать, перевалилась на бок со спины — и что-то твердое перевалилось в голове, отозвалось в груди и животе волною тошноты и боли.

Костер давно остыл. Вид сгоревших углей добавил сухости во рту. Мария, как могла, сказала «эй», но никто ей не откликнулся. Она села и огляделась. На заросшем высокой травой берегу не было никого. Откуда-то с холма, круто нависшего над берегом, доносилось мычанье и бряканье ботала. Не в силах спросить себя, отчего она одна на берегу, Мария сняла юбку и блузку, влажные от пота и росы, скинула парусиновые туфли, вошла в реку и возле берега упала в воду. Пила ее теплую, пахнущую илом, гнилой травой и ракушками. Долго лежала, отмокая, в тени береговых осок и все надеялась услышать голоса или ауканье Григория и Теребилова… Продрогла, выбралась на берег из реки, оделась, не обсыхая.

В траве возле потухшего костра она не обнаружила ни сумок, ни пустых бутылок из-под плодового — только вытертую тюбетейку Теребилова. Понюхала подкладку тюбетейки: там пахло непросохшим потом. Обрадовалась, вдруг сообразив, что Теребилов и Григорий пошли куда-то сдать бутылки, купить взамен чего-нибудь поправиться и второпях забыли головной убор; ее же, пожалев, будить не стали…. Скорей бы возвращались, лучше с белой, если наберут на белую с пустой посуды денег. Должно хватить: бутылок было много, но хватит ли соображения не брать плодового — оно дешевое, конечно, но отрава…