Читать «В спорах о России: А. Н. Островский» онлайн - страница 41

Татьяна Владимировна Москвина

Немало написано об истории грешной любви Катерины, о ее раскаянии и самоубийстве. Забавно сказал один из современников Островского: в рассуждениях о нравственности Катерины выясняется прежде всего нравственность самого пишущего.

Суждения тут самые пестрые. Кто признает Катерину святой, кто — все-таки грешницей, кто — революционеркой, кто — пионеркой эмансипации, а Д. Писарев счел «мечтательницей и визионеркой», никак не могущей способствовать человеческому прогрессу.

Заветное дитя Островского приметно отделилось от создателя, зажило своей жизнью. Возможно ли сегодня понять «отцовское мнение» драматурга о своей героине: есть ли на ней грех, есть вина? какая? или нет?

Власть природы Островский признавал, природу любил сильно, остро чувствуя ее неслиянность с человеком. Замечательна дневниковая запись 1848 года, где драматург называет природу «любовницей» и держит к ней страстную речь:

«… как ни клянись тебе, что не в силах удовлетворить твоих желаний, — ты не сердишься, не отходишь прочь, а все смотришь страстными очами, и эти полные ожидания взоры — казнь и мука для человека».

Такое натурфилософское откровение — редкость для Островского, чей духовный мир вне творчества замкнут. Итак, природа ждет от человека ответной, взаимной любви, и это требование мучительно для него, живущего уже в отъединении от природы. Живя в слиянии с ней, человек был сыном природы, и любовь ее была материнская, властная, но и покровительственная. Отъединившись и усилившись, испытывая и покоряя природу, человек сделался объектом иной любви — требовательной, мучительной, казнящей.

Изрядно написано о любви Катерины к Борису. Между тем история любви в «Грозе» — это история любви Катерины и Бориса, история взаимной любви, что есть великая редкость в русской литературе.

Борис Григорьевич Дикой (очевидно, что фамилия Бориса именно такова, ведь его отец — брат Савела Дикого, Григорий) — истинный мученик и по пьесе, и по ее истолкованиям в критике, и в сценических интерпретациях. Всякий норовит его обидеть, сказать словцо поунизительнее. «Тиша… ‹…›… в тысячу раз умнее и нравственнее пошлого Бориса… ‹…› Его бесцветность хороша и в том отношении, что рельефно выставляет всю нелепость любви к нему Катерины…» (А. М. Пальховский); «… автор… ‹…›… и артист… ‹…›… дружными силами сделали из Бориса такое ничтожество, что нельзя его видеть на сцепе» (М. И Дараган); «Нет оправдания любви к этому Борису» (П. И. Мельников-Печерский). В полном презрении к Борису сошлись два главных критика Островского — Ап. Григорьев и Н. А. Добролюбов, обычно столь несхожие в своих мнениях. «Главный ее (пьесы — Т. М.) недостаток — это безличность Бориса. ‹…› Во что тут было влюбиться?» (Ап. Григорьев). Рассудительный Добролюбов подводит окончательный и плачевный итог: «Борис — не герой, он далеко не стоит Катерины, она и полюбила его больше на безлюдье… ‹…› О Борисе нечего распространяться; он, собственно, должен быть отнесен тоже к той обстановке, в которую попадает героиня пьесы. ‹…› Будь это другой человек и в другом положении — тогда бы и в воду бросаться не надо».