Читать ««Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году» онлайн - страница 203

Градоначальник занимался решением самых разных вопросов: контроль за «нежелательными элементами», размещение возвращающихся в Москву учреждений и расселение их чиновников, борьба с хищением денег, направляемых на лечение раненых (он вывел на чистую воду врачей Главного военного госпиталя, клавших часть денег себе в карман), забота о французских военнопленных (их набралось до тысячи), расследование деятельности коллаборационистов (служивших в «новой», французской администрации), изъятие французского оружия у населения, поиск жилья для возвращающихся москвичей, оставшихся без крыши над головой (к середине 1813 года в Москву вернулось до 200 тысяч человек, т. е. в шестьдесят раз больше, чем было при французах), помощь купечеству в восстановлении торговли и прочее.

Французы оставили в Москве и своих тяжелораненых – тысячу триста шестьдесят человек, голодных и истощенных солдат, собранных в Шереметьевской больнице (ныне Институт им. Склифосовского – А.В.). Их тоже надо было откармливать и лечить.

Уже в октябре полиция получила приказ разыскивать пропавшее имущество москвичей. Вернувшиеся в город полицейские ходили по оставшимся домам, выискивая вещи и прочее добро. Ф. Беккер, переживший оккупацию вместе с другими московскими немцами, нашедшими убежище в доме Репнина на Маросейке (совр. дом и), вспоминает: «Спустя несколько дней, когда отца не было дома, входит к нам так называемый квартальный и с ним будочник. «Смотри все, что есть», – приказывает квартальный будочнику, и тот начал развертывать наши попоны, в которых завернуты были опойки и подушки. «Что прикажете?» – спросил солдат. «Бери ковры и кожи, подушку оставь», – сказал квартальный. Будочник свернул и взял. Надобно сказать, что опойки ни на что, кажется, были негодны. Они представляли ландкарты, дурно нарисованные! Потом пошли через комнату, в углу которой лежала большая куча картофеля. «Не прикажете ли развалить картофель?» – спросил солдат. «Чего там искать», – ответил квартальный, и они ушли, взявши с собою попоны и кожи. Помню, что при слове: «Не прикажете ли развалить картофель?» я чрезвычайно испугался, зная, что под ним зарыта риза. Я вообразил, что за церковную вещь отец может подвергнуться ответственности. Подобные обыски делали во всех домах и все отбирали с тем, чтобы отыскать настоящих хозяев».

Объявления о поисках своего имущества горожане публиковали в «Московских ведомостях», но, кажется, что пользы от этого было немного. Вот что докладывал Бестужев-Рюмин в своей объяснительной записке министру юстиции И.И. Дмитриеву: «Товарищи мои, напротив, оставя в Москве только то, что вывезть не могли, сами удалились и возвратились опять в Москву в половине Февраля, и неприятель очистил оную II-го Октября, и возвратились не с тем, чтоб сделать опись оставшимся делам, хотя имеют в отчете оных равное участие со мною, но в срок подать объявления о потере своей, которую могли претерпеть с разрушением Москвы».