Читать «Воспоминания провинциального телевизионщика» онлайн - страница 14
Леонид Григорьевич Пивер
– Вы кто такие?
Они, прижавшись плечом друг к другу, отрапортовали:
– Мы капитаны степных кораблей!
Я думал, что умру от смеха! Перед нами стояли, покачиваясь, безвинные «жертвы» журналистских штампов, типа «люди в белых халатах», «инженеры человеческих душ»!
А меня еще долго интересовало: могут ли «капитаны степных кораблей» называться «морскими волками»?
Соло для оператора
В Челябинск приехал великий пианист, лауреат Ленинской премии, человек, объездивший с концертами весь мир, музыкальная гордость страны – Эмиль Гилельс.
– Эмиль Григорьевич обязательно должен выступить, чтобы его увидели, – решили наверху.
И вот встречаем маэстро.
– Что вы сегодня сыграете? – приступаю к исполнению должностных обязанностей.
– «Картинки с выставки» Мусоргского, – отвечает Гилельс. И, скептически глядя на меня, добавляет:
– Сюита. Десять частей… Я говорю:
– Знаете, Эмиль Григорьевич, вы правы, я не музыкант. Но мне надо каким-то образом считать части, чтобы финал не повис…
Гилельс говорит:
– Ну, я не знаю…
И тут меня осеняет. Я говорю ассистентке:
– Может, ты посчитаешь?
Она пугается:
– Я тоже не музыкант…
– У вас есть паузы? – смелея, обращаюсь я к маэстро.
– Есть, – отвечает тот. – Но очень маленькие!
И тут мне показалось, что с гением можно пошутить.
– А если обидится? – не дремлет моя интуиция. – Будь, что будет! – решаюсь я и предлагаю:
– Эмиль Григорьевич, может быть, когда вы закончите сюиту, то в качестве опознавательного знака закроете крышку рояля?
Он с интересом смотрит на меня и уточняет:
– Большую или маленькую?
– Не знаю! – выдыхаю я.
Тут маэстро рассмеялся:
– Хорошо, я закрою. Большую!
И вот звучит:
– Внимание, эфир!
Эмиль Гилельс
Начинается передача. Тогда было принято ставить специальный телевизор-монитор – чтобы находящийся в кадре мог видеть себя. На всякий случай… Да и ответственность артиста это повышало. Но я обычно старался сделать так, чтобы герой программы монитор не видел и не переживал за то, что мы, выражаясь телевизионным сленгом, «наковыряли». А вот на этот раз, чтобы Гилельс видел, как здорово мы его даем, я решил развернуть монитор, как и полагалось.
Меняются музыкальные картинки, маэстро играет.
Даем руки, профиль артиста, средний план… Все правильно! Неизвестно, как я угадывал, не зная шедевра Мусоргского, хотя, конечно, произведение это слышал.
И вот исполнитель делает паузу…
– Это конец? – пытаюсь понять я.
– Не знаю, – шепчет ассистентка.
Что делать?! Продолжать трансляцию? Если это финал, то будет такая пауза в эфире, какие Станиславскому не снились! Остановиться? А если это не конец? Тогда будет конец мне!
И тут вижу: закрывается крышка. Даю крупный план.
– Действительно, финал! – мелькает в моем сознании.
После съемки благодарю маэстро. А он:
– Я выполнил ваше задание?
Снова смотрит на меня и говорит… Но то, что сказал Гилельс, надо было слышать! И не только мне! Будь тогда диктофоны, магнитофоны и прочие звукозаписывающие штучки, я мог бы, не краснея, воспроизвести слова самого Гилельса. Однако сейчас, делая скидку на технические возможности полувековой давности, просто цитирую, краснея: