Читать «Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво» онлайн - страница 23

Ицик Мангер

— Помни, Шлойме-Залмен, крылья нужны мне к Пасхе, помни!

Как только архангел Гавриил ушел, папа Писунчика стал совсем другим. Он стал пританцовывать, напевая:

Что мы будем есть на праздничке? Шорабора с Левиафаном, Шорабора с Левиафаном Будем есть мы на праздничке.

За швейной машинкой сидел подмастерье ангел Сёмка. Он пристрачивал канты на крылья и ворчал себе под нос.

У гладильного стола стоял подмастерье ангел Берл. Высокий, худой, с маленькими, но блестящими глазами. Он все время пробовал пальцем, горяч ли утюг, и продолжал гладить.

Раньше подмастерья Сёмка и Берл были не разлей вода, точно одно тело и одна душа. Но с тех пор как оба влюбились в ангелицу Рейзл, дочь райского лавочника Исроэл-Мойше, они были на ножах и все время изводили друг друга. Просто до печенок доставали.

Ангелица Рейзл, юная и прекрасная, очень над ними потешалась. То с одним кокетничала, то с другим. В какой-то момент бывшие друзья даже подрались. Запустили друг в друга утюгами и потом несколько недель ходили на работу с перевязанными головами.

Ангел Сёмка даже пытался покончить с собой. Повесился на собственных подтяжках. Забыл, что ангел в раю не может погибнуть. Проболтавшись в воздухе целые сутки, ангел Сёмка снял подтяжки с шеи и стал проклинать рай, подмастерье Берла и… он хотел проклясть дочь райского лавочника, причину всех своих страданий, но сердце не позволило.

Мне очень понравился дом моего друга Писунчика: передняя комната, спальня и кухня. Это был настоящий дом. В первой комнате работали. Во второй спали, а на кухне целыми днями парилась мама Писунчика, Хана-Двойра. Готовила обед и ужин для всех домочадцев.

Окно было открыто. Из окна был виден райский луг и пасущийся на нем Шорабор. Трое босоногих ангелов следили за тем, чтобы Шорабор не забрел в чужие сады. Один из них, Мойше-пастух, играл на дудочке, а другие пели.

Вечером ангелы-подмастерья воткнули иглы в лацканы и отправились мечтать о своей любимой. Папа Писунчика ушел молиться в портновский клойз. Мы с Писунчиком стояли у открытого окна. На райском лугу начинало темнеть. Мы слушали стрекот серебряных райских кузнечиков. Шорабор жевал траву. Я удивлялся его аппетиту.

Трое пастухов пели, то есть один играл на дудочке, а другие пели. Кто не слышал пения райских пастухов, тот не знает, что такое красота.

Как на райский на лужок Гнал я Шорабора, Пастушок-малышок, А теленок — с гору. Птичка райская свистит Весело и звонко! До чего же хорошо На лугу теленку! Крылья ветер-ветреник Мельнице вскружил, И кузнечики трещат В травке: трил-трил-трил.

Дудочка чарующе и сладко затихала. Мы видели уже только силуэты трех пастухов и слышали тяжелую поступь Шорабора.

За деревьями взошла луна. Я толкнул локтем моего друга Писунчика, который стоял задумавшись.

— Писунчик, знаешь что?

— Что, Шмуэл-Аба?

— Давай немного прогуляемся.

— Куда, Шмуэл-Аба?