Читать «Дело возбуждено... (сборник)» онлайн - страница 71
Октем Эминов
Ханум долго и красочно распиналась, каялась в попустительстве мошенникам. Высказала несколько запоздалых соображений по вопросам производственным — было видно, что в заводских делах она разбиралась.
Она говорила долго, но в какой-то момент почувствовала, что ее речь не находит отклика у собравшейся аудитории, что ее плохо слушают и хуже того — ей плохо верят. А на некоторых лицах она прочитала написанное на них красноречивое осуждение: «Ты виновата больше всех, потому что ты знала о здешних порядках. Ты сама их и завела, эти порядки». Возможно, ей только показалось, что о ней так думают, но когда она закончила выступление, то чувствовала себя совсем неуверенно.
Выступавшие гневно осудили тех, кто, пользуясь небрежностью охраны, присваивал себе средства, вырученные от незаконной продажи продукции. Прямых обвинений в адрес директора не было, но Акбасова почувствовала, что все сказанное относится непосредственно к ней.
Выступления были разные — и острокритические, и расплывчатые, некоторые из выступавших внесли ряд предложений по организационным и технологическим вопросам. Никто не сказал ни слова о качестве продукции. Только директор и Хаиткулы знали, что часть продукции имела заниженную против нормы крепость. Заведующий лабораторией отмалчивался, он лишь один раз был вызван в прокуратуру, где в ответ на заданный ему вопрос о качестве продукции сослался на низкий уровень лабораторного оборудования, на то, что работать в лаборатории приходится почти «на глазок». Хаиткулы было интересно, станет ли Акбасова обвинять и лабораторию, но она не произнесла ни слова. Следовательно, здесь был или сговор, или директор действительно не придавала значения положению в лаборатории, халатность, мол, и все.
Хаиткулы поднялся из-за стола президиума, вышел на трибуну. Выступление его было небольшим, но веским. Он был уверен, чувство ответственности за сохранность социалистической собственности присуще подавляющему большинству коллектива. Высказал упрек руководству завода, выразил надежду, что заводской коллектив будет всегда пресекать любые попытки разбазаривания народного достояния.
Последней снова выступила Ханум Акбасова. Она еще раз покаялась во всех ошибках, просчетах и упущениях. Вину старалась взять на себя, со слезами на глазах сообщила собравшимся о том, что вынуждена, как несправившаяся, покинуть свой пост ради должности более скромной, и даже поблагодарила коллектив за доверие к ней на протяжении четырех лет ее деятельности.
После собрания она некоторое время провела со своими сотрудниками, потом осталась в кабинете одна. Раздался телефонный звонок, такой резкий, что ей показалось — звонят из другого города. Но звонивший, как оказалось, был недалеко. Ханум говорила в трубку почти шепотом, да еще прикрывала ее рукой:
— Когда приехал? Ты же обещал дать телеграмму. Что? Домой не заходил? Правильно. Скоро буду, жди.
На ходу накинула пальто на плечи, бросила секретарше: «Пока. Ушла совсем. Ты тоже не сиди». Долго не могла найти своего шофера, а когда тот появился из наливочного цеха, уже не было сил его ругать, только и произнесла: