Читать «Николай Гумилев глазами сына» онлайн - страница 370

Андрей Белый

Сохранилось несколько других сведений, касающихся деятельности Гумилева в Академии. Так, в записных книжках Блока имеется запись от 26 марта 1910 г., в которой упоминается Гумилев: «Замечание Вяч. Иванова — символизм хочет говорить правду. — А что такое правда? — спросил Кондратьев. И Гумилев делает замечание». В журнале «Труды и дни» (№ 2) сообщается о заседании в Академии стиха 18 февраля 1912 г.: «Чтение и обсуждение докладов Вячеслава Иванова и А. Белого о символизме. В прениях — В. Пяст, В. Чудовский, С. Городецкий, Н. Гумилев. Двое последних заявили о своем отрицательном отношении к символизму». Затем находим запись в дневнике Блока, сделанную 17 апреля 1912 г. Эта запись лишь слегка приоткрывает завесу над тем, что происходило в Академии: «Утверждение Гумилева, что „слово должно значить только то, что оно значит“, — глупо, но понятно психологически как бунт против В. Иванова и даже как желание развязаться с его авторитетом и деспотизмом». И еще одно сведение, касающееся участия Гумилева в Академии: в ноябре 1913 г. состоялось заседание, на котором Гумилев читал свою одноактную пьесу «Актеон». По поводу этого чтения в «Аполлоне» (1914. № 1–2) было сказано, что оно вызвало «особенно продолжительные прения». Имеются еще некоторые беглые упоминания об Академии во «Второй книге» — мемуарах Надежды Мандельштам, не отличающихся высокой степенью точности. «„Блудный сын“ Гумилева, — пишет она, — …был прочитан в Академии стиха, где княжил Вячеслав Иванов, окруженный почтительными учениками. Вячеслав Иванов подверг „Блудного сына“ настоящему разгрому. Выступление было настолько резкое и грубое („никогда ничего подобного мы не слышали“), что друзья Гумилева покинули Академию и организовали Цех поэтов в противовес ей». Рассказ этот приводится со слов А. Ахматовой. Было ли выступление Вяч. Иванова действительно неслыханно грубым или это деформация, случившаяся в передаче впечатления многолетней давности? Не добавлено ли к этому рассказу «остроты» самой Надеждой Мандельштам?