Читать «Поединок над Пухотью» онлайн - страница 96

— Русс! Никс шиссен! Никс шиссен! — забеспокоился немец. — Дойче — плен!..

— Щоб ты сгынув! — досадливо отмахнулся Батюк и стал звать Чуднова.

— Гебен зи мир битте эссен, — уже тише произнес немец и вдруг повалился набок.

— А ну, не балуй! — грозно приказал старшина, но его третий немец уже крепко спал, положив голову на ноздреватый валун.

В вихре снежной пыли с обрыва кубарем скатился рядовой Кашин.

— Дэ Чуднов? — накинулся на него старшина.

— Не знаю, — виновато моргая, ответил Кашин, — его куда-то ранило…

Батюк приказал ему и Зеленову вести пленного на батарею, а сам, тяжело припадая на правую ногу, побежал по льду догонять диверсантов.

Покричав немного и не получив ответа, Кашин снял с себя брючный ремень, связал бесчувственному немцу руки и отправился по берегу искать Зеленова. Ярко светила луна, кругом совсем по-мирному было тихо, и Вася ничего не боялся.

Догнать бредущих с тяжелой ношей людей даже для немолодого человека — не такая уж трудность. Минут через пять Батюк увидел впереди силуэты двух диверсантов и дал предупредительную очередь — он понимал, что за груз они тащат. Он почти не таился — таиться, собственно, было негде, разве что лечь плашмя, но тогда диверсанты снова уйдут. До противоположного берега оставалось метров сто. Экономя патроны, старшина перевел автомат на одиночные. Оба диверсанта были ранены — Батюк видел это по нетвердым шагам их, медленным жестам, когда, желая отделаться от преследователя, они поворачивались, чтобы дать по нему выстрел из парабеллума.

Но вот выстрелы с их стороны прекратились. Старшина наддал из последних сил — ему показалось, что у диверсантов не осталось патронов.

Однако недаром говорят, что и на старуху бывает проруха. По его команде «хенде хох!» оба немца повернулись к нему и подняли руки, Батюк без опаски приблизился к ним. Взгляд его был прикован к лежащему неподвижно рядовому Осокину.

Один из немцев взмахнул рукой. Что-то сильно ударило старшину в грудь, ожгло изнутри, отозвалось болью в спине и внизу живота. Чтобы не потерять равновесия, он хотел сделать шаг вперед, но откуда-то снизу, от той самой боли, вязким комом накатилась тошнота. Он хотел крикнуть, но тошнота выплеснулась из него темнокрасным сгустком, подавив крик, и пьяно пахнущим облаком стала растекаться по льду. Упав на колени, он попытался подползти к Осокину, посмотреть, что с ним, но руки и ноги начали наливаться жидким свинцом и наливались до тех пор, пока руки не подломились от этой страшной тяжести.

Старшина Батюк упал.

* * *

Только к утру, отмахав по лесу километров пятнадцать, Стрекалов вышел к жилью. С пригорка, поросшего сосняком, он разглядел приземистые крыши изб, какие-то полуразвалившиеся сараи, одинокий журавель у колодца. Вниз, по косогору, тянулась дорога со следами саней, клочками оброненного сена и конскими катышками. Под горой стояло несколько бань, еще ниже, на дне лощины, под покровом снега, угадывался ручей, по его берегам в изобилии росла ольха, краснела верба.

Ближе других к Стрекалову стояла аккуратная, должно быть, года два назад срубленная избушка. Под соломенной крышей висели сосульки. Стрекалов постоял немного, ожидая увидеть людей, но, так и не дождавшись, спустился вниз и перешел ручей. От усталости и потери крови он едва передвигал ноги, автомат и пустой вещмешок прижимали его к земле, руки и ноги от холода потеряли чувствительность. Подойдя к двери, сержант откинул палку, служившую запором, и вошел. Уже в сенях ощутил он долгожданный запах человеческого жилья — смесь запахов кислой капусты, мокрой овчины, дыма — и нетерпеливо потянул на себя вторую дверь.