Читать «Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»» онлайн - страница 193

Не были тайной для других революционеров и садистские наклонности унтера с «Потемкина». По воспоминаниям Фельдмана, Матюшенко хвастался ему, что из семерых офицеров он собственноручно убил пятерых. До нас дошли слова ветерана потемкинского восстания Шестидесятого, сказанные им уже в 60-х годах о Матюшенко. Со слов старейшей сотрудницы музея Черноморского флота Генриетты Васильевны Парамоновой, знавшей Шестидесятого на протяжении многих десятков лет, он однажды, находясь еще в полной памяти, вспоминая о Матюшенко, сказал ей следующее: «Это был страшный человек, настоящий садист, которому убийство безоружных офицеров доставляло настоящее удовольствие. Он-то и начал расправу с ними, хотя это было совсем никому не нужно».

Впрочем, и сам маститый старец Шестидесятый в молодости не был агнцем божиим. Согласно документам следствия, он лично участвовал в убийстве лейтенанта Тона, арестовывал старшего механика подполковника Цветкова и кондуктора Бордюкова, предлагал выбросить за борт тяжелораненого мичмана Бахтина, являлся он и одним из инициаторов обстрела Одессы.

В воспоминаниях Г. Сандомирского, в целом благоволившего к Матюшенко, то и дело встречаются такие высказывания: «Верный своему босяцкому происхождению Матюшенко», «В редкие минуты добродушия, находившие на Матюшенко, он снисходительно посмеивался».., «Матюшенко, с аппетитом уплетая поданное нам блюдо, начал самым немилосердным образом “крыть” гостеприимных хозяев (эсеры Гольдсмиты. — В.Ш.) за их “толстовские” взгляды… Я с ужасом слушал эту отповедь Матюшенко…» Что и говорить, даже в этих высказываниях личность вырисовывается весьма малоприятная.

Тем временем Матюшенко, ставший модным «героем революции», общался и с «пролетарским» писателем Горьким, и с социалистом Раковским, и с эсером-предателем Азефом, и с эсером-террористом Савинковым, и даже с попом-провокатором Талоном. Все проявляли несомненный интерес к главному «потемкинцу». Но после первого же общения большинство больше видеть его уже не желало. Мода на Матюшенко прошла очень быстро.

Буквально за несколько месяцев Матюшенко насмерть переругался и со всеми видными революционерами. На Горького, к примеру, он обозлился, увидев того ехавшего по улице на автомобиле, а социалиста Жореса он едва не отлупил прямо на митинге. Как пишет эсерка-террористка Ивановская, в 1907 году видевшая Матюшенко в Женеве, тот был разочарован тем, что лидеры революционеров, находящиеся в эмиграции, вершат судьбы тех, кто непосредственно участвует в революции в России. Под революцией он понимал исключительно грабежи банков и убийство интеллигентов и офицеров. Чтение трудов Маркса он объявил глупым и ненужным делом, уделом все тех же «очкастых интеллигентов». Уделом же настоящих революционеров, по его мнению, должны были быть револьвер и бомба. От Талона Матюшенко, к примеру, хотел получить деньги на организацию матросского отряда «смерти», который должен был пробраться в Петербург и устроить там всем беспощадный террор. Гапон деньги обещал, но так их и не дал, потому как сам был повешен за измену соратниками-эсерами.