Читать «Диссиденты 1956–1990 гг.» онлайн - страница 83

Александр Борисович Широкорад

«– Сахаров? – хрипло закричал он. – Нет, прошу вас, о Сахарове со мной не говорите. Я даже слушать о нем совершенно не желаю. Сахаров – логист западного толка. Много мозгов, много ума, а душа? Души нет. Сахарову нечего сказать русскому человеку. Я лично с ним согласиться не могу. В сентябре прошлого года [то есть 1973 года] мы собирались подготовить совместный манифест. Не договорились. Я в конце концов написал „Письмо вождям Советского Союза“… Мы сближались, как две колонны во встречном бою, – правительство и мы, сами того не зная. Они готовили акцию против нас, мы – против них. Под конец на поле боя остался я один.

Александр Исаевич наклонился вперед и сжал виски ладонями. (К этому времени я уже успел изучить основные его жесты – их было пять, – выражающие его душевное состояние или отношение к собеседнику). Этот жест означал глубокую печаль.

– Я один… – Он широко разводит руки. Его рыжие волосы до удивления увеличивают сходство с Распятым.

И словно до вашего слуха доходит: „Я, страстотерпец Солженицын…“

– Да, один, – повторил он приглушенным голосом, но четко, по слогам…

В комнате наступила напряженная тишина.

– Вещи выглядят так, как выглядят, и другой формы им не придашь. Кто у нас есть? Братья Медведевы. Жорес и Рой. Но ведь это слабаки, неверующие и предатели. А кто еще? Якир и Красин? Мне стыдно говорить с вами об этих подонках, друзья…

Солженицын прикрыл глаза ладонью правой руки, прижав большой палец к виску. Это означает негодование, возмущение до глубины души.

Он находился в Цюрихе уже не первый день. Его треугольное лицо страдальца уже, видно, примелькалось, и его фотографии давно исчезли с витрин больших книжных магазинов. В телепередачах не появлялось больше сообщений о „великом борце против коммунизма“, замолкла и пресса. С тех майских дней 1974 года поредела и чешская „аудитория“ Александра Исаевича. Осталось всего восемь человек, включая владельцев квартиры – супругов Голуб, – неизменного доктора Прженосила и телохранителей – чемпионов по каратэ…

– Такие, как Якир и Красин, которые столь низко пали, что каются перед большевистским судом, не стоят того, чтобы говорить о них в таком обществе, как ваше, друзья мои! А еще кто?

Он нервным движением погладил бороду тыльной стороной ладони, затем резко рассек рукой воздух перед собой (что означало презрение) и посмотрел бегающим взором в сторону хозяйки.

– Амальрик. Все-таки он отличный социолог, – несмело отозвалась хозяйка.

В светлой, в стиле модерн квартире доктора Голуба воцарилась опять полная тишина.

Александр Исаевич наклонился вперед и закрыл лицо ладонями (что означало глубокое отчаяние), затем выпрямился и поднял указательный палец:

– Друзья, мои дорогие друзья! Ну кто такой Амальрик? Подонок! Любитель и распространитель порнографии! За что его и отправили в Сибирь. И поделом ему! Историк-недоучка, которого – слава богу! – исключили из университета за леность и ничтожные способности.

Александр Исаевич наклонился вперед.

– Вы можете себе представить, друзья? Амальрик имел связь с несколькими женщинами одновременно. Это глубочайшее падение, безнравственность! Нет, он ничего путного не может сказать русскому человеку. Я остался один…