Читать «Снятие с креста» онлайн - страница 126

Ему не давала покоя мысль: каким образом убийца намерен следить за их действиями и узнавать содержание разговоров? Он телепат? Или, по ряду необъяснимых причин, ему это не нужно? Все прекрасно понимали: отнимать картины Шандемо у него уже никто не будет. И все же вскрытие тайника вылилось в затяжную, спланированную акцию. Анджей и Павел пересекли двор, вошли в каморку дворника. Обессиленный от алкоголя Йозеф еще ворочался. Хлопнул стакан и утерял желание задавать вопросы. В это же время подчиненные Айзика вскрыли северную дверь в холле, незаметно просочились в сад. Страстно обнявшись, направились к беседке, где долго не задержались, так как инструктировал их Анджей правильно…

И снова они томились в запертом буфете, решая головоломку. Пять картин Шандемо, к которым Анджей добавил два пейзажа, лежали в ряд на полу. Он прикладывал к ним справа одолженное у покойника полотно, всматривался, хмыкал, чесал затылок, подбирался на коленях вплотную, отползал, щурился, передвигал картину ниже. Остальные ходили вокруг да около. Изабелла грызла сухие оленьи палочки. Франчишек курил как паровоз. Павел сидел за столом, скептически кривился и переливал из бокала в бокал одну и ту же порцию виски, не решаясь выпить.

Анджей отобрал у Павла бокал, влил в себя. Все воззрились на него с удивлением. Павел налил еще, тоже выпил. Франчишек собрался возмутиться.

– Это вовсе не приглашение, – строго сказал Айзик, отправляя в рот черную маслину. – По крайней мере, двое из нас к завершению вечера должны быть трезвыми. Умение пить – это искусство.

– Ничего не понимаю, – разозлился Анджей. – Пейзажи не соответствуют, это точно. Крестьянская семья, производящая… – он щелкнул пальцами, не находя нужного определения.

– Взмёт зяби, – подсказала Изабелла.

Павел хохотнул.

– Да, – поморщился Анджей. – Процедура, понятная каждому землепашцу. Пустыня, караван, надвигающийся смерч… Богедона в трактире, где люди гуляют и пьют… Кафедральный собор, епископ, бродяга в кандалах… Это всё настолько далеко… Мастерская художника – картина, на которой Шандемо изобразил самого себя за мольбертом, орудия труда живописца, обстановка, окружающая творчество – это наиболее подходит, поскольку на второй половине мы видим аналогично фрагмент мастерской. Но это разные мастерские! Разные цветовые решения, другая перспектива, объем, манера выражения! В этих двух картинах нет ничего общего!

– Силы небесные! – хлопнула себя по лбу Изабелла. – Это все от паршивого освещения… Анджей, ты не прав. В тусклом свете картина выглядит иначе – на это надо делать поправку. По-моему, все сходится, – она засмеялась.

– Ты о чем? – растерялся Анджей. – Полагаешь, эти две мастерские взаимосвязаны?

– К черту мастерские, – фыркнула Изабелла. – На картине, доставленной тебе покойным Травелем, может изображаться вовсе не мастерская. А вот на этой картине, – она рухнула на колени и ткнула пальцем в богедону, – не факт, что трактир!

– А я ведь тоже смотрю на эту штуковину и понимаю, что в голове какой-то затык… – тупо сказал в пространство Франчишек.

– А ну-ка, подробнее, наблюдательные наши, – насторожился Айзик.

– Во-первых, пол, – тряхнула шевелюрой Изабелла, что выглядело очень сексуально, но никто не обратил внимания. – На обеих картинах он из струганых досок.

– Оттенок разный, – возразил Анджей. – И вообще не сходится.

– Неправда. Он не сходится, потому что на картине справа у стыка полотен – зона мрака. Лампадка не добивает. А ты поменяй их местами – совсем другой эффект получится, уверяю тебя.

– А я вот еще о чем подумал, – вкрадчиво сказал Франчишек. – Если у мольберта, как уверяет Анджей, сидит Шандемо – то есть картина является автопортретом, – то на картине, где выпивают счастливые крестьяне, тоже запечатлен Шандемо. Одно и то же лицо!

– Я в курсе, – немного покраснел Анджей.

– Так неужели на картине, где он хотел зашифровать информацию потомкам, он не оставил бы свой портрет?

– А кто его знает? – развел руками Анджей.

– Немного притянуто за уши, – почесал за ухом Айзик. – Но стоит ли пускаться в теорию? Не проще ли поменять картины местами и поднести поближе светильник? Провода хватит.

Это была натуральная мистика. В последующей жизни он всегда вспоминал этот эпизод с каким-то трепетным благоговением, как небольшое, но решительное чудо. Он сел на колени, отодвинул ненужные полотна, а те, о которых шла речь, поменял местами. Прижал краями, тяжело вздохнул, отодвинулся.

Изменилось ВСЁ. В творениях, как уже говорилось, не было ничего симметричного. Оттого и пошел комом первый блин. Да, на обеих картинах были изображены ободранные половицы. Они по-разному освещались. Они не стыковались, они и не обязаны были, поскольку находились в разных помещениях! Дом в разрезе! Вертикальный фрагмент неясного назначения в правой части «мастерской художника» чудно состыковался с аналогичным неровным краем богедоны, и получилась законченная стена, разделяющая помещения! Края совпали так, что не было сомнений – это одна картина. Пусть из непохожих фрагментов. Изображался, по всей видимости, дом художника. В одной его части шло веселье, в другой, куда посторонним вход был заказан, мастер хранил свои картины, прочее хозяйство, и был не очень озабочен наведением там порядка.

– Лихо, – криво улыбнулся Анджей. – Получилось. Спасибо, друзья, я перед вами в неоплатном долгу. Давайте думать дальше. Что мы видим? Лица пирующих погружены в сумрак, отчетливо прорисован только сам художник, который уже изрядно навеселе. Задняя стена без окон, справа проступает женщина с подносом…

– Ничего не понимаю в женщинах, – поморщился Франчишек. А когда все удивленно на него посмотрели, пояснил: – Изображаемых великими. Анджей, ты зря выпил. У тебя внимание разбегается. Смотри, картина слева изображает полный кавардак. Картины стоят на кое-как сколоченных подставках, скамейках, табуретках – на чем угодно, лишь бы не касались пола. Под картины подстелены обрывки материи, на «кардинала Ришелье» наброшена шелковая ткань, явно сворованная из богатого дома. Груды подручного хлама, посуда, плотницкий инструмент – художник явно не жалел времени, помещая на картину всю эту канитель. А может, она его забавляла. Я вижу только одно общее в этих двух фрагментах…

– Стоп, – сказал Анджей, и сердце бешено забилось.

– Танцуют все, – усмехнулась Изабелла, которая тоже нашла совпадение.

Шея подвыпившего художника была обмотана красно-белым шарфом. Он плавно спускался по левому плечу и являлся чуть не единственным ярким элементом сумрачной богедоны. Такой же клок материи свисал с табуретки, на которой стояла одна из картин в левой части диптиха. Табуретку сунули в самый угол, и картина верхней кромкой соприкасалась со стеной. Клочок красно-белой материи не был единственным светлым пятном на полотне, но если твердо знаешь, что искать…

Анджей схватил картину с пола, разложил на столе. Сомкнулись четыре головы.

– Ерунда, – разочарованно протянул Франчишек. – Я же говорю, головная боль на пустом месте.

– Старая мельница… – замычал Айзик, который не был потрясающим специалистом в живописи, но неплохо разбирался в виски.

Картина в картине была прописана с удивительной четкостью. Она занимала места не больше чем стандартная фотография, но все, что хотел запечатлеть художник на этом клочке холста, он запечатлел. Приземистая пирамидальная мельница на массивном то ли каменном, то ли скальном возвышении. Бурная речка несет мутные воды по прорезанному в скалах руслу, вращает неуклюжие жернова. Дождь стоит стеной, черные тучи ползут по небу. Скалы нависают над речушкой, добавляя мрачности и без того безрадостной картине.

Несколько минут все молчали. Потом Павел оторвался от стола, потянулся, хотел сказать грубое слово, но заменил его жестом доброй воли и выразил общественное мнение:

– Ерунда это всё. Обычная мельница. Не понимаю, что мы на этом приобрели. Во времена Рубенса этих мельниц было как грязи, но что из этого сохранилось до наших дней? Даже если сохранились – ну и что? Теория неверна. Тот, кто ищет Рубенса, занимается стрельбой по воробьям. Ты ошибся, Анджей. И нас напрасно заводишь.

– И тем не менее наш талантливый друг о чем-то задумался, – подметил Франчишек. – Мысли так и носятся в голове.

Мысли действительно носились, причем беспорядочно и в таком огромном количестве, что голова шла кругом. Сердце выбивало танцевальные ритмы.

– Сейчас он что-то скажет, – предположила Изабелла. – Очередная версия на предмет завиральной теории.

– Я не знаю, – пробормотал Анджей, – а вдруг Неж в семнадцатом столетии протекал по другому руслу? Ведь реки, особенно в скалистой местности, иногда меняют русло. Случится, например, обвал, вскроется более удобный с точки зрения реки проход к морю…

– Минуточку, – застыл с устремленной к алкоголю рукой Айзик. – Уточним. Неж – это та переплюйка, что протекает у нас под боком?

– Именно.

– Продолжай.

– Вы помните месье Вассаля? – Анджей распрямил спину и повеселевшим взглядом обвел друзей. – Рыбак со спиннингом. Он подходил к нам сегодня. Бывший полицейский, возглавлял следственный отдел до инспектора Шовиньи, активно конфликтовал с городским начальством, за что и был отправлен на пенсию. Живет за станцией техобслуживания на окраине Шантуа. Раньше на месте его дома была городская мельница. А если мы вспомним, что Клод Шандемо долгое время прожил в Шантуа, который раньше был небольшим городишкой… да он и сейчас, собственно, небольшой городишко…

– Мало ли мельниц было в Шантуа, – неуверенно сказала Изабелла.

– Ага, – поддакнул Франчишек. – Этих украшений в древности было как шербета на восточном базаре.

– Заблуждение. Не было смысла выстраивать на крохотное поселение несколько мельниц. Вассаль говорил, что это была единственная мельница в местечке под названием Шантуа. На ней мололи зерно, которого хватало всем желающим… Ребята, кажется, сходится, – Анджей нервно сглотнул. – Шандемо жил в Гвадалоне, и эта мельница постоянно торчала у него под носом. Возможно, это была ЕГО мельница! Неж мог протекать с обратной стороны города. Это мог быть и не Неж, другая, давно пересохшая речка… Мельница давно утратила свое назначение, но была прочна и выстояла несколько столетий. Потом обветшала. Ее снесли праотцы Вассаля, но оставили мощный фундамент, на который установили свой «скворечник». Я был у него дважды, лично взбирался на эту каменную глыбу…

– Похожа? – деловито осведомился Айзик, ткнув пальцем в основание нарисованной мельницы.

– Похожа, – подтвердил Анджей. – Не тычь грязным пальцем…

– Хорошо, – допустила Изабелла. – Условно будем считать, что мельница, стоявшая на месте дома господина Вассаля, и мельница, нарисованная Шандемо, одна и та же мельница. Допустим. Условно будем считать, что в ней Шандемо и спрятал пресловутое полотно Рубенса, о чем и намекнул в своей картине-раскладушке. И что дальше? Прошли века, не осталось ни мельницы, ни воспоминаний о ней…

– Воспоминания остались, – возразил Франчишек.

– Вот именно, – сказал Анджей. – Причем воспоминания увесистые и каменные. Их можно навестить. На что рассчитывал Шандемо, пряча Рубенса, мы не знаем. Но давайте допустим, что он поступил дальновидно, отдавая себе отчет, что мельница не вечная – то есть упрятал картину в такое место, где она может лежать веками…

– Под мельницу, – хмыкнул Павел.

– Под фундамент, – уточнил Анджей. – Если мельница была построена на каменистом основании, то есть на скале, то под землей довольно сухо, грунтовые воды камень не точат…

– То есть Шандемо знал, что делал, – пробормотала Изабелла.

– По крайней мере, догадывался. Для проверки данной версии нам остается лишь нанести визит любезному месье Вассалю, сообщить ему радостную весть, спросить, не знает ли он, какой была мельница при «жизни», не осталось ли рисунков, чертежей, имеются ли в его подвале укромные места, куда он ни разу не заглядывал…

– И последний вопрос, – усмехнулся Айзик. – Всем понятно, что все это бред. Под мельницей ничего нет. Но если есть… Кому достается утерянный шедевр, с учетом того, что он найден на территории господина Вассаля? Хотя бы по умолчанию?

Народ безмолвствовал. Честно говоря, Анджею было до лампочки. Обуревал азарт, но не алчность. Нельзя просить у Бога большего, чем есть. Хватит. Деньги пахнут. Маленькие – потом, большие – кровью. Картина должна висеть в государственном музее. Убийства должны прекратиться. Убийца должен умереть или сесть в тюрьму. В замке Гвадалон должны восстановиться мир и благоденствие…