Читать «1900-й. Легенда о пианисте» онлайн - страница 10

Алессандро Барикко

(Раздаются звуки шторма.)

Море проснулось / море обрушилось / взметнуло воду до небес / взметнуло / плеснуло / разметало по ветру облака и звезды / в ярости / оно безумствует до тех пор / никто не знает / весь день / закончится / мама, это / ты мне не говорила про это, мама / баю-бай / море баюкает тебя / тебя баюкает рожок / в ярости / все вокруг / пена и рев / безумное море / повсюду, насколько глаза хватает / кругом черно / черные стены / и водовороты / и все смолкли / и ждут / когда все кончится / и потерпеть кораблекрушение / этого, мама, я не хочу / я хочу, чтобы вода успокоилась / чтобы в ней видеть отражение / спокойно / эти / стены / невероятные / воды / обваливаются / и этот шум / Я снова хочу воду, ты знаешь какую я снова хочу море тишину свет и летающих рыб наверху летающих.

Первый рейс, первый шторм. Черт побери. Я даже не понял как следует, что это было, это был самый страшный шторм за всю историю «Вирджинии». Посреди ночи он налетел, набросился на нее и крутанул ее вокруг своей оси. Океан. Казалось, этому не будет конца. И трубач, который играет на корабле, не в состоянии ничего сделать, когда вокруг бушует буря. Он, конечно, может перестать играть на трубе, чтобы не усложнять дела. И улечься себе на койку. Но в глубине души я не мог этого вынести. Ты можешь немного отвлечься, но уж будь уверен: рано или поздно в голове у тебя поселится одна фраза: он сдох как мышь. Я не хотел сдохнуть как мышь, и я вышел из каюты и принялся бродить по палубе. Я совсем не знал, куда идти, я всего-то четыре дня там провел, на этом корабле, я только и знал, как найти туалет. Эти маленькие плавучие города. Правда. В общем, как и следовало ожидать, наугад бродя по коридорам и натыкаясь на все углы, в конце концов я заблудился. Всему конец. Полный мрак. И вот тогда-то передо мной оказался он – элегантно одетый, весь в черном, – он шел спокойно, с лицом уверенного в себе человека; и казалось, не чувствовал качки, он будто бы прогуливался по набережной в Ницце: и это был Тысяча девятисотый.

Тогда ему было двадцать семь лет, но он казался старше. Я его едва знал: мы играли вместе в оркестре эти четыре дня, не более того. Я даже не знал, где его каюта. Конечно, кое-кто рассказывал о нем. Говорили очень странные вещи, – говорили: Девятисотый никогда не сходил с корабля. Он родился на корабле и всегда на нем жил. Всегда. Двадцать семь лет, ни разу не сходя на землю. Когда такое услышишь, сразу приходит на ум, что тебя просто разыгрывают… Говорили еще, что он играет несуществующую музыку. Что до меня, то я знал, что каждый раз, прежде чем начать играть там, в танцевальном зале, Фриц Герман – белый, который ничего не смыслил в музыке, но был красавчиком и поэтому дирижировал оркестром, – подходил к нему и тихо говорил: