Читать «Генерал Слащев-Крымский» онлайн - страница 93

«Я видел паническое отступление Добровольческой армии из Крыма, знал, что добровольцы отступают также на Дону и на Кубани, и был совершенно уверен, что пришёл конец борьбе на юге России. Поэтому я не присоединялся к двум потокам беженцам, хлынувшим из Крыма в Екатеринодар и за границу, и решил, вопреки советам друзей, отсидеть некоторое время на южном берегу Крыма, а затем, смотря по обстоятельствам, пробраться либо в Москву, либо к Колчаку, если борьба на Сибирском фронте будет ещё продолжаться.

Опять, как и год тому назад, я выехал рано утром из Симферополя теми же обходными кривыми улицами татарской части города, чтобы миновать кордоны на этот раз не большевиков, а добровольцев, которые ловили извозчиков и, выбросив пассажиров, заставляли везти себя в направлении Керчи и Феодосии.

Извозчик мой не менее меня был заинтересован в избежании встречи с добровольческими патрулями и, ловко маневрируя по улицам, вывез меня благополучно за пределы досягаемости.

И вот я опять на южном берегу в той же обстановке, как и год тому назад, с той только разницей, что тогда для местных большевиков я был просто «буржуй», а теперь — один из видных «контрреволюционеров». Однако жил свободно в имении своего тестя, стараясь лишь не показываться в населённых местах. Я виделся со знакомыми татарами, но они ведь замечательные конспираторы и никогда лишнего не скажут. А большевики настолько были уверены, что я бежал из Крыма, что не разыскивали меня.

И снова три месяца робинзоновского житья… Опять вместо газет — слухи из биюкламбатских кофеен, наблюдения за движением судов в море и за гулом отдалённых пушечных выстрелов.

По слухам мы знали, что Добровольческая армия остановилась перед Керчью, на Ак-Манайском перешейке, то есть верстах в семидесяти от наших мест, но гул тяжёлых английских дредноутов был отчётливо слышен. Иногда вдруг на несколько дней замолкали пушки и тревожно становилось на душе: значит, конец… И с напряжением мы смотрели в море, ища в нём разрешения мучивших нас сомнений: неужели увидим отходящую эскадру?.. Нет, там в синей дали шныряют туда и сюда лишь вестовые миноносцы, расстилая по небу длинные нити чёрного дыма… Ещё держатся наши… (…)

На этот раз большевики пришли в Крым уже в значительной степени организованной силой. Если год тому назад жители Крыма страдали от кровавых подвигов севастопольских матросов и вообще от всех ужасов анархии, то теперь тяжесть большевистского правления заключалась скорее в обратном: в стремлении регламентировать жизнь в мельчайших её проявлениях. В городах все помещения были переписаны, квартиры и комнаты вымерены и перенумерованы, и жителей развёрстывали по этим нумерованным комнатам, как вещи по кладовым. На улицах устраивали облавы на прохожих, гнали случайно пойманных людей грузить поезда или возили на фронт копать окопы. Но убийств и расстрелов, из страха перед которыми столько народа бежало из Крыма, не было. За все три месяца пребывания большевиков в Крыму было расстреляно лишь несколько человек в Ялте, и то уже перед самым уходом большевиков, в суете и панике.

Эта относительная мягкость советского режима объяснялась отчасти тем, что между уходом добровольческих войск и вступлением большевистских прошло несколько дней, в течение которых во всех городах Крыма образовались комитеты из местных большевиков. А крымские большевики представляли собой их мягкую разновидность. Во главе Симферопольского ревкома оказалась убеждённая большевичка, но добрая и хорошая женщина, «товарищ Лаура» (настоящая её фамилия Багатурьянц), которая решительно восставала против пролития крови. Когда пришли войска с военкомом Дыбенко во главе, гражданская власть в Крыму уже была организована и вступила в борьбу со штабом Дыбенко, настаивавшим на более решительных репрессивных мерах.

А затем, по распоряжению Москвы, Крым был объявлен автономной областью и Совету рабочих и крестьянских депутатов было предложено избрать свой Совнарком. (…)

Штаб Дыбенко, вступивший в борьбу с более гуманным местным ревкомом, продолжал вести её и против Совнаркома. В конце концов, он получил разрешение образовать свою независимою от Совнаркома военную чрезвычайку. Однако чрезвычайка эта не поспевала развернуть своей кровавой работы, когда большевикам снова пришлось бежать под натиском наступавших с Ак-Маная добровольцев».