Читать «Генерал Слащев-Крымский» онлайн - страница 67

В начале 1915 года я командовал ротой лейб-гвардейского Финляндского полка, т.е. ротой, на которую обращается в полку наибольшее внимание. Вернувшись после ранения, я застал в ней 171 ратника, 7 кадровых солдат и 1 прапорщика, т.е. даже комсостав роты пришлось назначать из совершенно необученных ратников. Во всём полку оставалось 7 кадровых офицеров, и это было не исключение, а скорее правило в начале 1915 года, т.е. до летнего германского наступления, когда русская армия фактически перестала существовать и превратилась в совершенно новое ополчение со старыми названиями. (…)

Наше безответственное правительство ничто не умело сделать… смотрели на армию, как на пушечное мясо, которое авось как-нибудь своим количеством раздавит противника. (…)

В конце лета 1916 г. Финляндский полк получал 30-ю тысячу комплектования — сколько же раз менялся состав трудовых бойцов! — а комсостав всё дополнялся и дополнялся необученными лицами, не бывшими в состоянии обучить и руководить в бою своими подчинёнными. (…)

Временное правительство — надо отдать ему полную справедливость — напрягло все силы для доставки военного снаряжения, и войска были перегружены орудиями и снарядами. Но что могли сделать поздние дары союзников, что могла сделать техника без духа? Над этим непременно важно и нужно задуматься. Тем более если не все, то очень многие из вас обязательно достигнут значительных вершин…

2

Белое дело. Теперь уже мало кто знает о нём, а тем более мало кто понимает его сущность. В книге «За Россию и Свободу. Подвиг Белого дела. 1917–1923 гг.» её автор Тихон Троянов попытался объяснить это с точки зрения той стороны. Выслушаем же автора, пытаясь понять и Якова Александровича Слащёва, который из всех возможных вариантов выбрал именно Белое дело, искренне убеждённый в его правоте.

«Часть представителей старой элиты предпочла как можно быстрее бежать из обезумевшей страны, по возможности увезя с собой деньги и драгоценности. Самым ловким это удалось, другие вырвались «как бы из огня», лишившись всего имущества, третьи были схвачены и погибли в застенках ЧК. Были и такие, кто по разным причинам пошёл на сотрудничество с большевиками. Одни, понимая свою вину перед народом и наивно веря в идеалы революции, другие — предполагая сделать успешную карьеру при новой власти. Были и такие, кто, не идя ни на какое сотрудничество с коммунистами, решили испить чашу страданий до конца, понимая, что в свершившейся катастрофе есть и доля вины их предков. Судьба почти всех их казалась печальной — лишь единицы сохранили жизнь и избежали застенков и лагерей. В той или иной степени соучастниками большевиков или пассивными наблюдателями чинимых ими преступников оказалось большинство жителей России. Большинство, но не все.

Отдельные граждански мыслящие образованные люди, принадлежавшие чуть ли ни ко всем национальностям и исповеданьям рухнувшей Империи, приняли решение силой сопротивляться нахлынувшему злу. Уже между февралём и октябрём 1917 года в разных городах страны стали создаваться группы патриотов, которые выступали за восстановление порядка в тылу и на фронте, за возобновление боевых действий против наступающих австро-германцев, за непримиримую борьбу с предателями, сеющими на немецкие деньги революционную смуту. В большинстве своём это были молодые офицеры и учащиеся военных училищ, но с ними вместе сражались и их гражданские друзья и единомышленники. Рядом с мужчинами в этих первых антибольшевицких организациях работали и мужественные женщины. Их, как могли, поддерживали боевые генералы и адмиралы, государственные служащие, профессора университетов, национально мыслящие предприниматели.

Эти люди вовсе не были безоглядными приверженцами старого дореволюционного порядка. Имея образование и политический опыт, они лучше других понимали все несовершенства, всю неправду старой России. Но они любили свою родину, желали исправления её недостатков, а не её гибели. Очень характерно, что основу антибольшевицкого движения составили не аристократы, не выходцы из былых привилегированных групп Императорской России, но внуки крепостных крестьян, сыновья рабочих, казаки, получившие среднее специальное и высшее образование, ставшие офицерами, учителями, банковскими служащими, предпринимателями, инженерами. Они твёрдо верили, что если удастся победить разрушителей страны — большевиков, восстановить порядок, мир, закон, довести страну до свободно избранного всем населением Учредительного Собрания, то вся Россия изменится в ближайшие годы и десятилетия так же, как изменились их судьбы. Далеко не все из них надеялись на скорую победу. Неравенство сил было слишком очевидным, враждебность к заговорщикам большинства простого народа — явной. Но в этих отчаянных обстоятельствах участники антибольшевицких движений сознательно стремились к жертвенному подвигу: или они пробудят своей борьбой здоровые силы в русском народе, или своим мужеством, своей беззаветной верностью отчизне дадут пример для подражания будущим поколениям, которым Бог судит возродить отечество.

«Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступлений советской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину — это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей Старого Континента, обречённый на колонизацию пришельцев с Запада и Востока. К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу», — писал уже после Гражданской войны генерал Антон Деникин.

Вскоре после большевицкого переворота 25 октября отдельные отряды патриотов соединяются в антибольшевицкую армию, которую сами воины наименовали «Добровольческой». В этом названии огромный смысл. Даже когда воины идут в бой с высоким патриотическим подъёмом, армия сражается, как правило, не вполне добровольно. К борьбе принуждают их и государственная власть, и верность присяге, и, в конце концов, наказания за уклонение от службы, предательство, дезертирство. Когда в конце 1917 — начале 1918 года создавалась на Дону Добровольческая армия, уже не было ни царя, ни даже временного правительства, которым присягали воины, не действовали никакие законы. Большевики силой заставляли вступать в свою красную армию, но бороться против большевиков силой никто не принуждал, да и не мог принудить — такой власти у вождей антибольшевицкой борьбы просто не было.

Антибольшевицкие силы складывались совершенно добровольно. Прослышав, что где-то какой-то известный генерал, казачий атаман или офицер формирует отряд для борьбы с красными, патриоты оставляли свои семьи, старых родителей, жён, детей и с риском для жизни отправлялись в путь, изменив свою «интеллигентную» внешность, прикидываясь то солдатами-дезертирами, то революционными крестьянами. Если им удавалось добраться до цели, они вступали в отряд, давали подписку о послушании своим новым начальникам и шли в бой, не получая, особенно на первых порах, за службу ни денег, ни обмундирования, ни даже оружия, которое надо было отвоёвывать у красных. Такое служение действительно было добровольным, лишённым корысти, по-настоящему жертвенным. (…)

Мы говорим «Белое движение», «Белое дело», «Белая идея», «Белая армия», но почему движение это получило название «Белого»? Его основоположники вовсе не пользовались этим названием, начиная свою борьбу. «Белыми», «белогвардейцами» добровольцев начали называть их противники большевики по якобы существовавшей аналогии между Добровольческой армией и эмигрантской белой армией эпохи Французской революции конца XVIII столетия. По существу, это неправильно. В то время как французская белая армия сражалась за идею легитимной монархии, выбрав для своего флага белый цвет (цвет королевского дома Бурбонов), наша Добровольческая армия вовсе не была ни реставраторской, ни монархической. Она сражалась, как пели первые добровольцы, «За Россию и свободу», специально подчёркивая, что «царь нам не кумир». Своим гимном освобождённые области России избрали не «Боже, царя храни!», а марш гвардейского Преображенского полка.

Но название «белое» постепенно привилось, добровольцы стали им пользоваться, придавая ему иной смысл. Белый цвет стал символом чистоты устремлений его участников, противопоставляемый классовой ненависти и всеохватывающей революции, олицетворявшихся красным цветом — цветом крови. «Я почти не знаю таких белых, которые бы осуждали себя за участие в этом движении, — писал через много лет один из активных участников антибольшевицкой борьбы митрополит Вениамин Федченков. — Наоборот, они всегда считали, что так нужно было, что этого требовал долг перед родиной, что сюда звало русское сердце, что это было геройским подвигом, о котором отрадно вспомнить. Нашлись же люди, которые и жизнь отдали за «единую, великую, неделимую» — не раскаивался и я… Много было недостатков и даже пороков у нас, но всё же движение было патриотическим и геройским. Неслучайно оно получило имя «белое». Пусть мы были и сероваты, и нечисты, но идея движения, особенно в начале, была белая». В Белом движении были представлены все политические партии — от монархистов до социалистов, оно объединило всех, кому дорога была Россия и свобода, независимо от того, каких конкретных политических взглядов на будущее страны они придерживались. Задача Белых была в том, чтобы освободить страну от большевицкой тирании, а потом уже сам народ должен был свободно решить, как устроить свою жизнь. И поскольку белый цвет объединяет цвета радуги — он стал символом политической солидарности.

Белое движение очень напоминает движение русских людей за освобождение своего отечества в годы Смуты в начале XVII века. Оба они были совершенно добровольными, патриотическими и жертвенными. Пожалуй, в русской истории нет других примеров столь явного свободного коллективного гражданского подвига в обстоятельствах государственного развала, безвластия и мятежа. Но в начале XVII века народное движение завершилось победой, Земским Собором и восстановлением России, а в начале XX века белые добровольцы потерпели поражение. Они не вернули стране гражданский мир, не завершили работу Учредительного Собрания, но были сброшены большевиками в Чёрное море осенью 1920 года и в Японское море осенью 1922».