Читать «Исповедь Никола» онлайн - страница 72
Жерар де Нерваль
– Я расстанусь с ней только после того, как допишу роман.
– А если в нем будет несколько томов?
– Их будет пятнадцать.
– Значит, вы сбреете бороду только через пятнадцать лет?
– Не беспокойтесь, юноша, я пишу полтома в день.
Какое громадное состояние нажил бы он в наши дни, ведь он писал быстрее самых неутомимых журнальных писак, кропающих один за другим бесконечные романы с продолжением и отважно спускающихся на самое дно общества. Даже почерк Ретифа – неровный, прыгающий, неразборчивый – говорит о беспорядочности его воображения: мысли теснятся, торопят перо и мешают ему аккуратно выводить букву за буквой. Недаром он терпеть не мог удвоенные согласные и длинные слоги и неизменно сокращал их. Чаще всего ему, как известно, приходилось самому набирать собственные рукописи. В конце концов он приобрел маленькую типографию, где печатал свои произведения с помощью одного-единственного подмастерья.
Революция ничем не могла понравиться Ретифу, ибо вывела на арену политических деятелей, которые не шли дальше подражания грекам и римлянам и были совершенно неспособны оценить его филантропические прожекты и планы переустройства общества. Только Бабеф мог бы осуществить эти мечты, но Ретиф, к тому времени уже разочаровавшийся в собственных идеях, не проявил ни малейшего сочувствия к партии коммунистического трибуна. С появлением ассигнаций все сбережения Ретифа (а у него было не меньше семидесяти четырех тысяч франков) пошли прахом, но народ не проявил такой щедрости, как придворные и вельможи, и не стал собирать для него деньги по подписке. Правда, Мерсье, с которым Ретиф по-прежнему дружил, добился для него премии в две тысячи франков за высоконравственное произведение и даже предложил его кандидатуру во Французский институт, но услышал высокомерный ответ:
– Ретиф де Ла Бретонн не лишен таланта, но у него совсем нет вкуса.
– Но, господа, – парировал Мерсье, – кто из нас может похвастать талантом?
Многие страницы последних книг Ретифа посвящены революционным событиям. В пятом томе «Драмы жизни» есть несколько диалогов времен Революции. Жаль, что он не всегда пользовался этим приемом. Ничто так не захватывает, как эти картинки с натуры. Вот, например, одна из сцен; дело происходит 12 июля перед кафе Манури:
«Мужчина, несколько женщин. Ламбеск! Ламбеск!.. В Тюильри убивают!
Торговка лотерейными билетами. Куда же вы бежите?
Бегущий человек. Уводим домой наших жен.
Торговка. Так пусть они бегут одни, а вы возвращайтесь.
Ее жених. Скорей, скорей, назад!»
И всё. Но в этих пяти репликах звучит жестокая правда: драгуны Ламбеска свирепствуют, двери закрываются – картина мятежа, ставшая обычной для Парижа.
Далее Ретиф выводит на сцену Колло д’Эрбуа и поздравляет его с «Поселянином-судьей». Но Колло занят одной политикой.