Читать «Эдуард Лимонов» онлайн - страница 24

В Нью-Йорке, в городе своей второй юности, писатель побывал на дне и приобщился к вершинам состоятельности. Отели «Лэйтем», 29-я улица. «Винслоу», где, сидя на кровати за уродливым столиком, он создает первый свой роман «Это я, Эдичка».

– Я думаю, в новых условиях я оказался сразу под многими стрессами, под ударами шока соприкосновения с новой действительностью, личными какими-то неприятностями, хотя они, может быть, для другого человека ничего бы не значили. Совокупность всех этих причин побудила меня перейти к прозе. В то же время уже можно найти в моих вещах начала 70-х годов элементы перехода к прозе, в той же поэме под названием «Русское» – не в книге, а в поэме, входящей в этот сборник. Она написана совершенно прозовыми кусками. Позднее я написал поэму «Мы – национальный герой». Она тоже написана кусками прозы. То есть это был, очевидно, уже начавшийся процесс, который под действием новых обстоятельств, новой действительности убыстрился. Надо было вместить новый опыт, а старый жанр отказывался вмещать новое. Поэтому я отбросил старый жанр и стал писать по-новому, – объяснял в интервью 1988 года.

Его первый роман в переводе на немецкий в ФРГ издали с английским названием, которое в благозвучном переводе на русский звучит как «Америка, пошла ты на…». Книгу заметили после публикации на русском в 1976 году, а после выхода в ноябре 1980 года на французском она вызвала фурор. Ее мечтал экранизировать другой бунтарь в искусстве, Фолькер Шлендорф, много дискутировал об этом с Лимоновым, но проект не состоялся, не нашли продюсера. Одним из первых читателей рукописи был Михаил Барышников. После кончины Рудольфа Нуриева на его ночном столике нашли этот роман с пометками великого танцора. «Вашингтон пост» рецензию озаглавила: «Русская месть». «Лимонов выступает против приютившей его страны с яростью, которой позавидовал бы Ленин!» – говорилось в ней.

Сегодня автор следующим образом оценивает свою пробу пера – ему первый роман «…напоминает «Страдание молодого Вертера». Я себе нравлюсь как поздний Гете, знаете, я в гетевской модели размышляю».

Отель «Эмбасси», где Лимонов прожил восемь месяцев и куда бежал, чтобы не сталкиваться нос к носу с назойливыми и бесцеремонными землячками. В «Эмбасси» его не забыл и навещал один только литературный персонаж Злобин, в действительности Ян Евзлин. Тут, на дне, обитали несколько сотен отверженных. Среди них один белый, изгнанник, который намеренно поселился в незнакомой и чужой среде. Его утомили стенания и неизменная тяга соотечественников прибедняться, жаловаться, сплетничать и лицедействовать. После всеобщего причитания и ханжеского оханья его окружили афро-американский крик и хохот. Опасность быть ограбленным или униженным на нью-йоркском дне для воспитанного на Салтовке Эда, Совы, была понятной и предсказуемой. Он сразу поставил на место первого нападавшего. Здоровиле-вымогателю десятки врезал и ответил встречным требованием десятки для себя. Услышал уже ставший привычным хохот. Его приняли за своего. Главное – дать понять, что не боишься. Раз и навсегда. Как наставлял на Салтовке урка Толик Толмачев. Контролируй свои движения и изменения мышц лица. Иначе малейшее замешательство, заискивание растолкуют как слабость.