Читать «P.O.W. Люди войны» онлайн - страница 126

Андрей Цаплиенко

«Меш вводили через вену палочку Коха i потом наблюдали, значить, як мш оргашзм захворював, i, значить, у них був такий рентген невеличкий, i коли процес туберкульоза шшов, то вони начали давать меш щ лки», – говорит Булькач абсолютно спокойно.

Впрочем, считает Роман, попасть на фармакологические эксперименты было везением. Появлялся мизерный шанс на выживание. У тех, кто был в общих бараках, шансов остаться в живых было еще меньше. Василий Кононенко, один из самых молодых узников Маутхаузена, хорошо помнит, что отработанный человеческий материал уничтожали с помощью смертельной инъекции. Так же поступали с неизлечимыми больными и с теми, кто не был пригоден к работе.

«Там, где лежали больные, их часто просто умертвляли, не ждали, пока больной человек совсем дойдет, а просто умертвляли путем уколов. Ну, дали в вену чистого керосина или бензина, и мгновенная смерть», – простовато рассказывал бывший заключенный.

Бензин вводился в вену или напрямую в сердце. В некоторых случаях его заменяли фенолом. Такой способ уничтожения применялся во многих лагерях, но в Маутхаузене именно Ариберт Хайм предложил этот способ убийства. Все это происходило в лагерной санчасти. И только несколько заключенных сумели спастись после того, как побывали внутри.

Николай Киреев до сих пор с ужасом вспоминает о том, как выглядела санчасть. Описывает ее со странными и невероятными деталями:

«Ну, я там был мгновение, я забежал туда, чтобы попросить лекарства для ноги. У меня была большая рана. Картина, как сейчас, представилась мне такая. Веревки с потолка, обилие всяких подвесок, и люди между этими подвесками висят вниз головой, вверх ногами. И вот еще. Колеса остались в памяти у меня. Вроде, значит, веревки какие-то, типа домкрата. Веревки толстые, протянутые вверх. Люди в полулежачем состоянии, натянутом, они как бы лежали в пространстве. Это было какое-то страшное зрелище. И я сразу понял, что здесь меня лечить не будут».

Похоже на кошмарное видение или на сюрреалистические картины. То, что Николай Киреев остался жив, было чудом. Он мгновенно понял: здесь людей не лечат, а убивают. И сбежал из «ревира», так называли в Маутхаузене санчасть.

Диапазон опытов в «ревире» был широким. На подопытных испытывали отравляющие вещества. Пересаживали органы без анестезии. Экспериментировали с изменением пола. Направление в «ревир» означало смерть. Она всегда была мучительной. Но и жизнь в ожидании смерти была невыносимой. Каждое утро в бараках находили тела тех, кто предпочитал легко уходить из жизни.

«Мне до сих пор вспоминается картина, – тихо говорил Николай Киреев. – Утром встаешь и смотришь: там один висит, значит, на нижних нарах, где вешаться удобнее было, там другой висит. Обычно в предбаннике – его называли «вашраум», то есть умывальная комната, – там складывали тех, кто умирал ночью, их туда за ночь затаскивали. С вечера никого не было, а утром поднимаешься, идешь, смотришь, то здесь лежит, то там лежит, значит, надо перешагивать. Если ты не перешагнул, значит, ты на живот его стал, чувствуешь под ногой подвижную субстанцию. Пока они лежат в «вашрауме», значит, кусочек махнешь, и пошел. В лагере ведь тоже существовали рынки тайные».