Читать «Полководцы Украины: сражения и судьбы» онлайн - страница 344

Впечатление от первых успехов Еременко было настолько велико, что уже 9 августа Ставка подчиняет ему Сталинградский фронт в оперативном отношении, а спустя четыре дня генерал становится командующим одновременно двумя фронтами (уникальный случай за всю историю Великой Отечественной). Кроме того, в оперативное подчинение командующему Юго-Восточным и Сталинградским фронтами переходят Сталинградский военный округ, Волжская военная флотилия и Сталинградский корпусной район ПВО. Таким образом, была создана одна из наиболее сильных группировок войск за всю войну, и использовать предоставленные возможности Еременко сумел чрезвычайно эффективно.

Уличные бои в Сталинграде. Конец 1942 г.

23 августа Паулюс атакует город с северо-запада, и Еременко наносит в ответ сильный контратакующий удар. Несмотря на значительные потери, все же удалось главное – не допустить прорыва противника, результатом которого стало бы немедленное падение Сталинграда.

28 сентября Сталинградский фронт переименовывается в Донской и его командующим назначается генерал-лейтенант Константин Рокоссовский, а Юго-Восточный фронт (который вел бои непосредственно в городе) переименовывется в Сталинградский.

Сталинградский фронт ведет ожесточенные уличные бои, так и не давшие Паулюсу возможности овладеть всей территорией города. При этом Еременко лично разрабатывает тактику уличных боев с применением артиллерии, которая потом не только активно использовалась до конца Великой Отечественной, но и не устарела до нашего времени.

Занимая жесткую оборону и постоянно нанося контратакующие удары, Еременко вместе с командованием Донского и Юго-Западного фронтов готовился к реализации предложенного им на встрече со Сталиным плана, и наконец этот долгожданный час настал.

В наступление Сталинградский фронт перешел на сутки позднее, чем Донской и Юго-Западный, – 20 ноября, и в первый же день сумел прорвать сильную немецкую оборону. Правда, Еременко предлагал нанести удар силами своего фронта позже не на день, а на два. Тогда немцы за два дня перебросили бы больше резервов с его направления против войск Юго-Западного фронта. Это, в свою очередь, дало бы Сталинградскому фронту возможность нанести по немцам подлинно сокрушающий удар. В случае принятия Сталиным предложения Еременко, возможно, победа под Сталинградом была бы достигнута в более короткие сроки и с меньшими потерями.

В образовавшийся прорыв Еременко, как признанный мастер использования танковых и мотомехчастей, немедленно вводит свои наиболее подвижные соединения – 13-й танковый, 4-й механизированный и 4-й кавалерийский корпуса. На четвертый день наступления, которое немцы уже не имели сил остановить, войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов замкнули кольцо окружения вокруг 330-тысячной группировки Паулюса.

Войска Еременко сыграли огромную роль и в противодействии попытке гитлеровского командования деблокировать окруженную сталинградскую группировку Целесообразно привести по этому вопросу авторитетное мнение генерала армии профессора Махмута Гареева: «Еременко с большим предвидением и оперативностью организовал противодействие ударным группировкам Гота и Манштейна. Он усилил 51-ю армию 13-м танковым корпусом и своевременно перегруппировал резервы. После прорыва противника через боевые порядки 51-й армии он создал оперативную группу во главе со своим заместителем генералом Г. Ф. Захаровым, выделив в его распоряжение 4-й мехкорпус, стрелковую дивизию, огнеметную танковую бригаду, танковый полк и истребительную противотанковую бригаду. Группе была поставлена задача: не допустить прорыва противника на верхнекумском направлении и выхода к реке Мышковка, и она сумела контрударом отбросить противника за реку Аксай. Одновременно Еременко организовал удар 5-й ударной армии совместно с 7-м танковым корпусом в направлении Нижне-Чирская.

В середине декабря развернулись ожесточенные сражения. Манштейн ввел в бой еще несколько дивизий, в том числе 17-ю танковую, и предпринимал отчаянные попытки для деблокирования окруженной группировки.

В этих условиях Ставка решила перебросить 2-ю гвардейскую армию из полосы Донского фронта на Котельническое направление, где из последних сил стойко и мужественно сражались войска Сталинградского фронта. С выходом армии на северный берег Мышковки по контрударной группировке противника был нанесен мощный удар, и ее дальнейшее продвижение остановлено. Но без героических усилий войск 51-й армии и всей группы генерала Захарова армия Малиновского не смогла бы организованно развернуться и нанести решающий удар».

После достигнутого успеха встал вопрос, кому будет поручено уничтожение попавших в кольцо семнадцати дивизий 6-й полевой и 4-й танковой армий, и принять решение по этому вопросу мог только лично Сталин.

Спустя более двадцати лет после Сталинградской битвы Жуков в не предназначенном для публикации частном письме вспоминал, насколько драматично принималось данное решение: «СТАЛИН всемерно торопил А. М. ВАСИЛЕВСКОГО и командующих фронтами и проявлял при этом в ряде случаев свойственную ему нервозность и невыдержанность.

28 и 29 декабря, после обсуждения ряда вопросов, СТАЛИН сказал, что дело ликвидации окруженного противника нужно передать в руки одного командующего фронтом, сейчас действие командующих двух фронтов мешает ходу ликвидации окруженного противника, т. к. потратится много времени на увязку взаимодействия.

Присутствующие члены ГОКО поддержали это мнение.

СТАЛИН спросил: «Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника, какой штаб фронта выведем в резерв?»

БЕРИЯ предложил передать все войска в подчинение А. И. ЕРЕМЕНКО, а Военный совет и штаб Донского фронта во главе с К. К. РОКОССОВСКИМ вывести в резерв.

СТАЛИН спросил: «А почему?»

БЕРИЯ сказал, что ЕРЕМЕНКО находится под Сталинградом более пяти месяцев, а РОКОССОВСКИЙ немногим больше двух месяцев. ЕРЕМЕНКО хорошо знает войска Донского фронта, так как он ранее им командовал, тогда как РОКОССОВСКИЙ совершенно не знает войск Сталинградского фронта, и, кроме того, Донской фронт до сих пор играл второстепенную роль, а затем что-то добавил по-грузински.

СТАЛИН обратился ко мне: «А Вы что молчите? Или Вы не имеете своего мнения?»

Я сказал, что «считаю достойными того и другого командующего, но считаю более опытным и авторитетным К. К. РОКОССОВСКОГО, ему и следует поручить добивать окруженных».

СТАЛИН: «ЕРЕМЕНКО я расцениваю ниже, чем РОКОССОВСКОГО. Войска не любят ЕРЕМЕНКО. РОКОССОВСКИЙ пользуется большим авторитетом. ЕРЕМЕНКО очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив».

Я сказал, что ЕРЕМЕНКО будет, конечно, кровно обижен тем, что войска Сталинградского фронта будут переданы под командование другого командующего, а он останется не у дел.

СТАЛИН: «Мы не институтки. Мы большевики и должны ставить во главе дела достойных руководителей…» И далее, обращаясь ко мне: «Вот что: позвоните ЕРЕМЕНКО и объявите ему решение Ставки, ему предложите пойти в резерв Ставки. Если не хочет идти в резерв – пусть полечится, он все время говорил, что у него болит нога».

В тот же вечер по ВЧ я позвонил А. И. ЕРЕМЕНКО и сказал: «Андрей Иванович, Ставка решила окончание по ликвидации сталинградской группировки поручить РОКОССОВСКОМУ, для чего все войска Сталинградского фронта будут переданы в подчинение РОКОССОВСКОГО».

ЕРЕМЕНКО спросил, чем это вызвано. Я разъяснил, чем вызвано такое решение. ЕРЕМЕНКО настойчиво добивался, почему завершение операции поручается РОКОССОВСКОМУ, а не ему. Я ответил, что это решение Верховного и Ставки в целом. Мы считаем, что РОКОССОВСКИЙ быстрее закончит операцию, которая недопустимо затянулась и в первую очередь по вине командования Сталинградским фронтом.

Я чувствовал, что А. И. ЕРЕМЕНКО говорит, глотая слезы, и утешал его как мог.

– А что решено со мной? – спросил ЕРЕМЕНКО.

– Вас со штабом выводят в резерв. Если хотите, СТАЛИН дал согласие подлечить Вам свою ногу.

Это окончательно расстроило Андрея Ивановича, и он, тяжело дыша, не мог продолжать разговор. Я предложил ему подумать и позвонить через 30 минут для доклада Верховному.

Через 15 минут позвонил А. И. ЕРЕМЕНКО, с которым состоялся неприятный разговор.

ЕРЕМЕНКО: «Товарищ генерал армии, я считаю, что меня незаслуженно отстраняют от операции по ликвидации окруженной группировки немцев. Я не понимаю, почему отдается предпочтение РОКОССОВСКОМУ Я Вас прошу доложить товарищу СТАЛИНУ мою просьбу оставить меня командующим до конца операции».

На мое предложение позвонить по этому вопросу лично СТАЛИНУ ЕРЕМЕНКО сказал, что он звонил, но ПОСКРЕБЫШЕВ ему ответил, что СТАЛИН предложил по всем вопросам говорить только с Вами.

Я позвонил СТАЛИНУ и передал состоявшийся разговор с А. И. ЕРЕМЕНКО.

СТАЛИН меня, конечно, выругал и сказал, чтобы 30 декабря была дана директива о передаче всех войск Донскому фронту, а штаб Сталинградского фронта выведен в резерв».

Заметим, что в данном разговоре наиболее объективен был шеф НКВД. Сталин вдруг вспоминает старые неудачи Брянского фронта, хотя после этого Еременко успешно провел не одну операцию, включая защиту Сталинграда и окружение дивизий Паулюса. Жуков, конечно, прав в высокой оценке Рокоссовского, но это не значило, что Еременко справился бы с поставленной задачей хуже. И, конечно, Жуков, понимая, что Еременко не сможет ограниченными силами только своего фронта «добить» Паулюса, в связи с чем и инициировал совершенно правильное решение Ставки передать дело ликвидации окруженной немецкой группировки одному командующему.

Хотя не исключено, что Жуков несколько корректирует собственную позицию постфактум. Иначе трудно объяснить его повторное обращение к Верховному по поводу Еременко, если он тогда был действительно недоволен действиями командующего Сталинградским фронтом. Возможно, дело и в позиции, занятой Еременко в 1957 г. во время смещения Жукова с поста министра обороны, когда маршал активно поддержал Хрущева и аррогантно высказал в адрес Жукова ряд весьма нелицеприятных, некорректных и необъективных замечаний.

По свидетельству Еременко (которое есть основания подвергать сомнению), позже Сталин в разговоре с ним сделал следующее показательное признание: «Вы… сыграли главную роль в разгроме фашистской группировки под Сталинградом, а кто доколачивал привязанного зайца, это уже особой роли не играет». Вряд ли подобные «воспоминания», учитывая принятое Ставкой решение, украсили мемуары маршала…

1 января 1943 г. Сталинградский фронт был ликвидирован и в состав Донского были переданы 62-я, 64-я и 57-я армии.

В январе Еременко назначается командующим Южным фронтом (в который вошли не переданные Донскому остатки войск Сталинградского фронта), перед которым была поставлена задача разгромить гитлеровцев на нижнем Дону, освободить Ростов и отрезать пути отхода немецкой северо-кавказской группировке. Он успешно проводит наступательную операцию, но 2 февраля вынужден покинуть свой пост из-за резко ухудшившегося состояния здоровья.

В апреле уже 1943 года Еременко получает новое назначение – командующим войсками Калининского фронта (20 октября переименованного в 1-й Прибалтийский).

Отметим, что, единственный раз за всю войну Верховный выехал на фронт именно к Еременко, с которым обсудил вопрос подготовки Духовщинско-Демидовской наступательной операции. Об этом командующий фронтом оставил подробные воспоминания, представляющие немалый интерес, в том числе, для изучения деятельности Сталина как Верховного главнокомандующего: «1 августа 1943 г. в 2 часа ночи, когда, как обычно, подводились итоги боевого дня, раздался телефонный звонок. В это время я находился на командном пункте 39-й армии в 35 км северо-восточнее Духовщины.

Взяв трубку, я услышал голос Сталина:

– Здравствуйте, товарищ Иваненко (Иваненко – был мой псевдоним для телефонных переговоров).

– Здравствуйте, товарищ Иванов (псевдоним Сталина), – ответил я.

Сталин задал мне несколько вопросов о положении на Калининском фронте. В пределах возможного для телефонного разговора я ответил на поставленные им вопросы и коротко доложил об обстановке на фронте.

В конце разговора он сообщил мне о своем намерении 5 августа приехать на Калининский фронт. Местом встречи он назначил с. Хорошево под Ржевом, восточнее командного пункта Калининского фронта.

4 августа я выехал из 39-й армии на командный пункт фронта. По пути заехал в 43-ю армию, где с целью контроля побывал в некоторых частях и соединениях, входивших в состав ударной группировки и производивших сосредоточение. Проверив готовность этих частей и соединений к наступательным боям, к исходу того же дня я прибыл на командный пункт фронта. В 4 часа утра 5 августа отправился на машине к месту прибытия Верховного главнокомандующего. В пути я с волнением думал о встрече с ним, о том, как он оценит разработанный нами план действий войск Калининского фронта в Смоленской наступательной операции. Меня особенно волновал вопрос, выделят ли нам необходимое количество боеприпасов, усилят ли войска фронта артиллерией, авиацией и танками, так как для успешного выполнения плана операции мы настоятельно нуждались в этом.

В районе с. Хорошево я оказался несколько раньше условленного времени и снова стал просматривать план предстоящей операции. Примерно через 10 минут на легковой машине подъехал молодцеватого вида генерал-майор в форме пограничных войск и сообщил, что Верховный главнокомандующий на месте в с. Хорошево и ожидает меня.

Небольшое село, куда мы через несколько минут въехали, прижималось к крутому оврагу и, пожалуй, ничем не выделялось среди других сел Калининской области. Несколько улиц с деревянными домиками, а перед ними палисадники, зеленевшие черемухой, березой и липой.

Мы подъехали к небольшому двору, в центре которого стоял домик с карнизами, украшенными резьбой. Миновав крошечные сени и комнату с русской печью, я вошел в горницу и доложил Верховному главнокомандующему о своем прибытии и кратко о ходе боевых действий войск фронта. Он поздоровался со мной и пригласил сесть, сразу же задав несколько вопросов и прежде всего о противнике и о снабжении войск фронта продовольствием и боеприпасами.

Выслушав мои ответы, Верховный главнокомандующий повел речь об общих вопросах военно-политического характера. Затем И. В. Сталин подошел к карте Смоленской операции, прикрепленной мной к стене, и сказал: «Докладывайте, как вы спланировали боевые действия». Я охарактеризовал операционное направление и состояние обороны противника перед Калининским фронтом, а затем подробно остановился на соотношении сторон и возможностях фронта; главный упор сделал на то, что для успешного проведения операции нам недостает снарядов и что плотность артиллерии на участке прорыва составляет не более 140 орудий на 1 км фронта. Этого было недостаточно, особенно при учете прочности и многочисленности оборонительных сооружений противника. Основываясь на этом, я попросил Верховного главнокомандующего помочь нам авиацией, артиллерией и снарядами.

После этого мною был коротко изложен план операции, вытекавший из поставленной Ставкой задачи фронту. Операцию намечалось осуществить силами двух фронтов – Западного и Калининского. Действия смежных флангов двух фронтов должны были слиться в единый удар.

Я доложил, что первоначально мы были склонны избрать для первого удара велижское направление, где несколько легче было взломать оборону противника, но тогда не решалась бы главная задача – быстро прорвать его ключевые позиции. Причем действия на велижском направлении значительно ослабили бы наши силы, что не могло не сказаться затем на успехах в выполнении основной задачи. Удар же на Духовщину открывал кратчайший путь на Смоленск, в наши руки переходил крупный узел дорог и в крайне опасном положении оказывались фланги обороны противника, в том числе и в районе Велижа. Кроме того, в этом случае значительно облегчалось взаимодействие с ударной правофланговой группировкой Западного фронта, нацеленного на Смоленск и район южнее города. Поэтому и было решено нанести главный удар силами 39-й армии и частью сил 43-й армии на духовщинском направлении с целью взломать оборону противника на всю глубину, создавая превосходство в силах и средствах на избранных для атаки направлениях.

В ответ на мою просьбу о подкреплениях Верховный главнокомандующий позвонил в Генеральный штаб и приказал 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Н. С. Осликовского направить в распоряжение командования Калининского фронта, в район г. Белый. Мне было сказано, что снаряды будут подвезены, а в день атаки авиация фронта будет усилена бомбардировочным полком Ту-2…

После того как я ответил на несколько вопросов, возникших при докладе, план операции был одобрен; плотность артиллерии решено было увеличить до 170 стволов на 1 км фронта за счет снятия артиллерии с второстепенных участков. Начало операции было намечено на 13 августа.

Когда наша беседа подходила к концу, в комнату поспешно вошел генерал для поручений и доложил, что наши войска овладели городами Орел и Белгород. Это радостное известие несколько нарушило довольно официальный характер аудиенции. Сталин сказал, что в честь войск, взявших эти города, стоит произвести салют в Москве и делать это всегда в связи с освобождением крупных городов и стратегически важных пунктов. Он спросил о моем мнении на этот счет. Я, естественно, отозвался одобрительно. И. В. Сталин тут же позвонил в Москву и отдал распоряжение о подготовке салюта из 124 орудий к его возвращению в Москву, т. е. к сегодняшнему вечеру.

Это было очень ценное мероприятие. Войска стали явственней чувствовать одобрение и благодарность народа. Салюты воодушевляли их, звали на новые подвиги. Возвещая о славных делах армии, они вдохновляли и весь народ на самоотверженный труд во имя победы.

Беседа закончилась, я собрал документы, и все вышли на улицу. Машины стояли тут же, и мы поехали на железнодорожную станцию Мелехово. Поезд, на котором приехал Верховный главнокомандующий, состоял из нескольких товарных вагонов и платформ и одного салон-вагона, камуфлированного под основной состав. Я был приглашен на обед в салон-вагон. За обедом велась оживленная беседа. Наряду с обсуждением вопросов, связанных со Смоленской операцией, Сталин дал высокую оценку действиям войск Сталинградского и Юго-Восточного фронтов в ходе битвы на Волге, подчеркнув, что армии, входившие в эти фронты, отличились не только в обороне, но и в контрнаступлении. За обеденным столом прозвучала примерно та оценка битвы под Сталинградом, которая была дана Верховным главнокомандующим, когда он назвал Сталинград закатом немецко-фашистской армии.

Прощаясь, И. В. Сталин разрешил сообщить войскам о посещении им фронта».