Читать «Полководцы Украины: сражения и судьбы» онлайн - страница 208

С самого детства мальчик не видел перед собой другого будущего, как служба во флоте, и в 1819 г. вместе с братом поступает в Николаевское штурманское училище. Его тяга во флот была настолько сильна, что при поступлении Василий с согласия отца прибавил себе три года (что породило в дальнейшем путаницу с годом его рождения).

В восьмилетием возрасте Завойко был произведен в гардемарины Черноморского флота и совершил свое первое плавание – на 16-пушечном бриге «Мингрелия» под командой лейтенанта Михаила Станюковича (отца знаменитого писателя-мариниста). Уже в конце жизни Завойко, тепло вспоминая о том времени, рассказывал, в частности, о том, как к нему относились старшие товарищи: «Они пробовали наши характеры, давали название по-своему. Конечно, вам любопытно знать, какое мне присвоили название. Мне кличку дали Кобчик, одному моему товарищу Мишину дали кличку «верзило-точило» – так нас всех живо переименовали, и эти именования остались. Когда мы вышли в офицеры и даже в старости я, как и ныне, встречусь с Мишиным, то язык так и чешется сказать: “Здравствуй, верзило-точило-баламут”».

После окончания практического курса в 1827 г. Кобчик производится в мичманы и направляется на Балтийский флот, где его определяют на только что построенный линейный корабль «Александр Невский». На этом корабле (где он командовал четырьмя орудиями и был начальником капральства абордажного отряда) 8 октября того же года совсем юный мичман участвует в Наваринском сражении. Тогда в Наваринской бухте у юго-западного побережья острова Пелопоннес соединенная русско-англо-французская эскадра разбила турецко-египетский флот.

После императорского смотра на Кронштадтском рейде «Александр Невский» в составе эскадры адмирала Дмитрия Сенявина вышел в поход и прибыл в Портсмут. После этого уже в составе эскадры контр-адмирала графа Логина Гейдена он через Средиземное море дошел до острова Занте, где и произошло соединение с англо-французами.

«Александр Невский» стал одним из наиболее отличившихся кораблей союзников в Наваринском сражении. Сражаясь с тремя турецкими фрегатами и получив от них семнадцать серьезных пробоин, один он отправил на дно, а второй с помощью абордажа взял в плен. О том, насколько хорошо действовали при этом корабельные офицеры, свидетельствуют и крайне низкие цифры потерь: всего пять убитых и семь раненых.

Пятнадцатилетний мичман показал себя в сражении выдающимся офицером. В начале столкновения с турецкими кораблями он умело командовал своими четырьмя пушками, а потом, вместе с лейтенантом Боровицыным, взял на абордаж турецкий фрегат, на котором спустил османский флаг и пленил капитана и всех офицеров.

За Наварин Завойко получает свою первую боевую награду – орден Святой Анны 3-й степени с бантом.

В дальнейшем в ходе войны с Турцией Завойко служил в эскадре Гейдена на корвете «Наварин» (под командованием будущего героя Севастополя капитан-лейтенанта Павла Нахимова), которому была поставлена задача блокады Дарданелл. Когда, успешно выполнив поставленную задачу, «Наварин» вернулся в Севастополь, то командующий эскадрой контр-адмирал Михаил Лазарев представил Николаю I офицеров «Наварина» за их выдающиеся заслуги. Император произвел тогда всех младших офицеров корабля в следующий чин, исключением явился один Завойко, который на смотре показался грозному императору совсем ребенком. Только когда сам Нахимов заявил самодержцу о допущенной им несправедливости, то Завойко было объявлено «именное высочайшее благоволение», что давало право на дальнейшее ускоренное производство (вскоре он становится лейтенантом).

Когда в 1831 г. Нахимов становится капитаном фрегата «Паллада», то с собой он взял на новое место службы и Завойко.

До 1840 г. герой Наваринской битвы служит на разных судах и участвует в дальних походах (в том числе кругосветных), пока у него не начинается совершенно новый этап жизни – он назначается правителем Охотской фактории Российско-американской компании. Последняя, имея формально статус частной колониальной, активно использовалась правительством для освоения новых земель. С помощью компании решался ряд задач геополитического характера и, под прикрытием экономического освоения территорий, проводились мероприятия по повышению обороноспособности империи.

Так, Завойко, убедившись в неприспособленности порта фактории для размещения крупных военных судов, сделал все возможное для открытия нового порта. Благодаря стараниям правителя фактории компания перенесла порт из Охотска юго-западнее – в бухту Аян, где также значительно проще была жизненно необходимая связь с Сибирью.

Кроме того, подыскивая место для нового порта, поисковый отряд Завойко дошел до устья Амура, и этот поход стал началом присоединения к империи Приамурского края.

Активная работа и административные таланты Завойко не остались незамеченными наверху, и в 1849 г., когда была образована самостоятельная Камчатская область, его (уже капитана 1 ранга) назначают исправляющим должность камчатского военного губернатора и командиром Петропавловского порта. Как и на предыдущем посту, первый губернатор Камчатки проявляет огромную энергию в обустройстве этой безвестной окраины империи. В июне 1853 г. Завойко становится генерал-майором (что было очень необычно для морского офицера) и утверждается в должности военного губернатора.

Особенное внимание Завойко уделял укреплению Петропавловска и реализации комплекса мер, которые позволили бы порту выдержать длительную осаду без помощи подкреплений из Сибири. О том, что столкновение здесь с Британией является в ближайшее время более чем вероятным, Завойко, как и ряд других государственных деятелей России, прекрасно осознавал. Например, его непосредственный начальник – генерал-губернатор Восточной Сибири (по инициативе которого Завойко и стал военным губернатором) Николай Муравьев, еще за несколько лет до начала Восточной войны прозорливо писал: «Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал: Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россией, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но уже Авачинской губы она нам не отдаст, и если б даже заплатила нам миллион фунтов за нее при заключении мира, то выручит его в самое короткое время от китобойства в Охотском и Беринговых морях; Англия, разумеется, никого не пустит в эти моря беспошлинно… К самым существенным условиям Англии в этом отношении должно принадлежать: овладеть Камчаткою или оставить ее пустынною и господствовать на восточных берегах Китая и Японии и таким образом, так сказать, отрезать Россию от Восточного океана».

Инициативу Завойко увеличить военные силы для охраны Петропавловска поддержал Муравьев. И вскоре генерал-губернатором были предприняты необходимые меры. Сначала в Петропавловск был отправлен ранее располагавшийся в Охотске небольшой гарнизон (позднее сухопутные силы были еще несколько увеличены), посланы орудия и снаряды, проведены фортификационные работы по укреплению батарей.

Стратегической целью англо-французов было полное уничтожение русской эскадры на Тихом океане. Они имели правильную информацию о том, что главным пунктом ее стоянки является Петропавловск и больше русскими не оборудовано ни одного, приспособленного к стоянке крупных военных судов, порта. Согласно разработанному союзниками плану, необходимо было захватить порт и уничтожить все стоявшие в нем суда и укрепления, что означало бы установление полного военно-морского доминирования англо-французов в Тихоокеанском регионе.

Но даже несмотря на все заранее предпринятые оборонительные мероприятия, силы Завойко для защиты от англо-французской эскадры были очень незначительны. В марте 1854 г. его, не слишком хорошо вооруженные, сухопутные силы составляли вначале всего 125 человек – команда 47-го флотского экипажа, камчатские казаки и нестроевики (многие из которых едва умели обращаться с оружием).

Немедленно после начала войны из эскадры адмирала Евфимия Путятина в Петропавловск был направлен корвет «Оливуца», но он уже не смог пройти через силы англо-французов.

Положение несколько улучшилось, когда в порт 19 июня неожиданно зашел 44-пушечный фрегат «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта Ивана Изылметьева с экипажем в 284 человека, который до объявления России войны крейсировал в Тихом океане. Ему удалось дойти из Перу до Петропавловска, но экипаж находился в очень плохом состоянии – был крайне измучен тяжелейшим переходом и, в большинстве своем, поражен цингой.

Ожидая со дня на день прихода англо-французской эскадры, Завойко решил усилить гарнизон за счет ополчения и обратился к населению со следующим воззванием: «Война может возгореться и в этих местах, ибо русские порты Восточного океана объявлены в осадном положении. Петропавловский порт должен быть всегда готов встретить неприятеля. Я надеюсь, что жители в случае нападения неприятеля не будут оставаться праздными зрителями боя и будут готовы с бодростью, не щадя жизни, противостоять неприятелю и наносить ему возможный вред. Я пребываю в твердой решимости, как бы ни многочислен был враг, сделать для защиты порта и чести русского оружия все, что в силах человеческих возможно, и драться до последней капли крови; убежден, что флаг Петропавловского порта, во всяком случае, будет свидетелем подвигов, чести и русской доблести».

После воззвания военного губернатора был сформирован ополченский батальон разновозрастного состава, но боевая ценность воинов-ополченцев, почти совершенно необученных и с плохим вооружением, людей была весьма относительна.

Кроме того, до Петропавловска 24 июля сумел дойти посланный Муравьевым транспорт «Двина» (с экипажем в 65 человек), на котором находилась команда капитана Арбузова – 350 солдат Сибирского сводного батальона.

Всего у Завойко было 879 солдат и добровольцев, которыми командовали 42 офицера.

Об артиллерии Петропавловска приведем данные самого Завойко: «№ 1 на Сигнальном мысе, из 3 орудий 36-фунтового калибра и 2 бомбических 2-пудового; командир батареи лейтенант Гаврилов, у него под командой обер-офицер 1, нижних чинов 63.

№ 2 на Кошке, из 10 орудий 36-фунтового калибра и 1 24-фунтового; командир лейтенант князь Максутов 3-й, у него под командою гардемарин 1, нижних чинов 127.

№ 3 на перешейке, из 5 орудий 24-фунтового калибра; командир лейтенант князь Максутов 2-й, у него под командой нижних чинов 51.

№ 4 на Красном яре, из 3 орудий 24-фунтового калибра; командир мичман Попов, у него под командой гардемарин 1 и нижних чинов 28.

№ 5 на левом берегу Малой губы, устроенная из 5 старых медных пушек, не имела команды и оставалась в бездействии.

№ 6 на озере, из 4-х 18-фунтовых и 6-ти 6-фунтовых орудий: командир поручик Гезехус; у него под командой нижних чинов 31.

№ 7 у рыбного сарая, из 5 орудий 24-фунтового калибра; командир капитан-лейтенант Кораллов, у него под командой нижних чинов 49.

Одно полевое 3-фунтовое орудие, при нем командир титулярный советник Зарудный, нижних чинов 19.

На батареях по 37 выстрелов на пушку (что, конечно, было крайне мало. – Авт. )».

Осада Петропавловска началась 18 августа, когда к нему подошла англо-французская эскадра под командованием британского контр-адмирала Дэвида Прейса: британские корабли – 52-пушечный фрегат «Президент», 44-пушечный фрегат «Пайк», пароход «Вираго» с установленными на нем 10 пушками; французские корабли контр-адмирала Феврие де Пуанта – 60-пушечный фрегат «Ла-Форт», 32-пушечный корвет «Евридис» (в некоторых документах называемый «Эвридика»), 18-пушечный бриг «Облигадо».

На судах находилось прекрасно вооруженные 2 тысячи 300 человек команды и десанта, предназначавшегося для захвата Петропавловска.

Таким образом, можно констатировать, что англо-французы имели абсолютное превосходство в живой силе и артиллерии и, что не менее важно, не испытывали недостатка в выстрелах.

Военные действия англо-французы начали с грубейшего нарушения международного права: 17 августа для проведения разведки к Петропавловску под флагом САСШ (ныне США) подошел «Вираго». После проведенной им рекогносцировки на следующий день в Авачинскую бухту и зашла англо-французская эскадра.

О ходе боевых действий в первый день осады Завойко потом докладывал в рапорте следующее: «Эскадра шла на NNW и поравнялась с Сигнальным мысом на расстоянии дальнего пушечного выстрела, проходя к перешейку. Тогда с батареи № 3 пущено первое ядро. Неприятель отвечал несколькими выстрелами, после чего батареи № 1,2 и 4 открыли огонь, но с одной только батареи № 1 ядра и бомбы попадали в неприятельские суда.

Эскадра тотчас поворотилась на запад и вышла из-под выстрелов; я приказал прекратить стрельбу. Неприятель бросил еще несколько ядер и бомб, стал на якорь. Сражение кончилось в половине шестого часа.

С нашей стороны убитых и раненых не было; повреждений на судах, в городе и на батареях никаких не сделано.

Замечено, что фрегаты и пароход имеют бомбические орудия более нежели 2-пудового калибра; ядро весило 86 английских фунтов.

По наступлении ночи 1 стрелковый отряд переведен на Кошку, с которой протянут был на берег леер для сообщения на барказе; второй отряд расположен у перешейка; волонтеры поставлены у озерной батареи. Батарея на Красном яре, устроенная далеко от города, заставляла опасаться, что неприятель сделает ночью на нее нападение; между тем малочисленность гарнизона не позволяла отделить особую партию для защиты батареи; ибо в случае нападения на другой пункт партия эта в ночное время не могла подоспеть на помощь; необходимо было все отряды для отражения десанта иметь сосредоточенными на Красном яре.

Командиру батареи на Красном яре приказано было удерживать сколь возможно долее неприятеля; в крайности заклепать орудия и отступать на батарею № 2. Второму отряду соединиться с 1-м на Кошке и беглым шагом идти на место сражения. Ночь прошла спокойно».

Хотя 18 августа военные действия и не отличались особой активностью, но англо-французам стало ясно, что Петропавловск не сдастся, а сопротивление маленького гарнизона значительно сильнее, чем можно было предполагать. Во всяком случае, на взятие города с ходу им рассчитывать не приходилось. Возможно, именно с этим фактом связана таинственная смерть в этот же день адмирала Прейса, который погиб от пистолетного выстрела. По разным версиям, он то ли застрелился, то ли был убит одним из офицеров во время ссоры, то ли неосторожно обращался с оружием.

После смерти Прейса командование принял на себя де Пуант (непосредственно британской эскадрой капитан-коммондор Фредерик Николсон), и 19 августа боевые действия возобновились, но ограничились артиллерийским обстрелом города и несколькими ответными выстрелами.

Основные события развернулись 20 августа, когда англо-французы предприняли попытку высадки десанта. Как писал об этом военный губернатор: «Ожидая нападения десанта на батарею № 4, я поставил 1-й отряд стрелков и отряд волонтеров из 18 человек между батареями №№ 2 и 4 на высоте в кустах, чтобы скрыть от неприятеля; 2-й отряд расположен был у Сигнальной горы; 3-й – для потушения пожаров в городе.

По отрядам приказано не тратить времени на стрельбу, а прогонять неприятеля штыками и драться до последней капли крови; командирам фрегата «Аврора» и транспорта «Двина» защищаться до последней крайности, но если уже нельзя будет действовать орудиями, то суда зажечь, свести команду на берег и присоединиться к отрядам.

В половине 6 часа я пригласил на батарею № 1 священника Георгия Логинова отслужить молебен о даровании всемогущим Богом победы…

Неприятель во время чтения Св. Евангелия начал стрелять в батарею бомбами и ядрами, которые, пролетая над головами бывших на батарее, падали вблизи берега в Малую губу, не причинив никому вреда…

Неприятель медленно приближался. Отдав приказание стрелять, когда суда будут на пушечный выстрел, я поднялся на Сигнальную гору над батареей. Командиры батарей, горевшие желанием начать бой, открыли огонь рано, почему я немедленно приказал ударить отбой.

Вскоре, однако ж, в 9 часов, началось сражение.

Фрегат «Пик» первый стал на якорь со шпрингом, вправо от Сигнального мыса и открыл продольный огонь по батарее № 1 и на гребень Сигнальной горы.

За «Пиком», на расстоянии 1 72 кабельтова, остановился «Президент», далее «Форт»; пароход держался южнее последнего фрегата и бросал в батареи бомбы.

Неприятель расположил фрегаты таким образом, что наш фрегат «Аврора» и транспорт «Двина», равно как и батарея № 3, не могли действовать на них; ядра с батареи № 2 едва долетали, почему велено было прекратить огонь и стрелять только тогда, когда фрегаты будут приближаться; позиция эскадры во время сражения обозначена на плане.

Каждый неприятельский фрегат имел с кормы верп. Две батареи наши № 1 и 4, совершенно открытые, имели только 8 орудий и дрались против 80 орудий, 3 фрегатов и парохода, на котором были бомбические орудия и мортиры.

Сначала неприятель действовал наиболее против батареи № 1, которая, находясь ближе прочих к фрегатам и имея два бомбических орудия, вредила фрегатам более других батарей. В 3/4 десятого дали знать, что командир батареи лейтенант Гаврилов ранен, я послал в помощь ему подпоручика Губарева; в исходе десятого дано знать, что из команды, кроме убитых, много раненых каменьями, у орудий повреждены брюки и станки и что на платформу навалило ядрами каменья и землю так, что действовать орудиями невозможно.

Удостоверясь лично в справедливости донесения, я приказал заклепать орудия, взять остальные картузы и отправить на батарею № 2; офицерам с командою вместе с первой партией стрелков идти к батарее № 4, ибо в это время от фрегатов отвалили 13 гребных судов и два десантные бота с десантом не менее 600 человек и направились к мысу южнее сей батареи.

С фрегата «Аврора» сделали несколько выстрелов, но ядра не достигали. В то же время было отдано приказание поднять крепостной гюйс на батарее № 2, и когда он будет поднят, то крепостной флаг с Сигнального мыса перенести в город, что и было исполнено в точности. Мера сия была необходима, ибо когда батарея замолчала и команда с нее была свезена, то флаг оставался без защиты.

Вместе с тем сделано распоряжение, чтобы батарейные командиры батарей № 3, 6 и 7, не участвовавшие в то время в деле, оставив у пушек по два человека, шли со своей командой для отражения неприятеля, если он устремится с Красного яра на батарею № 2 или в город; сам я отправился к 3-му стрелковому отряду и повел его к батарее № 2, где присоединился ко мне командированный по приказанию моему командиром фрегата «Аврора» отряд из 32 человек нижних чинов под начальством мичмана Фесуна.

Командир батареи № 4 мичман Попов действовал все время по неприятельским судам с отличным успехом и по необыкновенному счастью, несмотря на град ядер, сыпавшихся на батарею, не потерял ни одного человека из своей команды.

Когда он усмотрел приближение неприятеля, быстро продвигавшегося от мыса южнее Красного яра, то спрятал в приготовленное заранее место оставшийся у него порох, сделал еще по выстрелу из каждого орудия, потом в виду десанта заклепал орудия и начал отступать, отстреливаясь, к 1 отряду стрелков, спешивших к нему с волонтерами на помощь.

Неприятель, завладев батареей, поднял французский флаг, но в это время фрегат «Аврора» и транспорт «Двина» начали стрелять в десант; с английского парохода, по ошибке, пущена бомба, которая лопнула в неприятельской толпе на самой батарее; неприятель, не дожидаясь нападения наших отрядов, побежал к шлюпкам и отвалил немедленно от берега.

Отрядам приказано возвращаться, ибо с фрегатов стреляли в них ядрами.

Пароход на расстоянии дальнего пушечного выстрела два раза становился против фрегата «Аврора» и начинал бросать бомбы в суда и в город; но тотчас же был прогоняем меткими выстрелами с фрегата; ядра с транспорта «Двина» не долетали до парохода.

Неприятель, принудив умолкнуть батареи № 1 и 4, направил все орудия трех фрегатов на батарею № 2, которая служила теперь единственным препятствием к нападению на наш фрегат и транспорт; командир батареи князь Максутов хладнокровием и геройским мужеством оказал в этот день неоценимую услугу.

Сберегая людей за бруствером в то время, когда батарею осыпало ядрами, бомбами и гранатами, он сам подавал пример неустрашимости, ходил по батарее и ободрял команду; выжидая времени, когда фрегат «Президент», бывший к батарее ближе других фрегатов, травил кормовой кабельтов и приближался к батарее.

Князь Максутов посылал меткие выстрелы, распоряжаясь, как на ученье; батарея стреляла с расстановками, но метко, не тратя даром пороха, которого было очень мало; все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею остались тщетными; таким образом дело продолжалось до 6 часов.

Во время самого дела командир фрегата «Аврора», зная, что на батарее № 2 ограниченное число картузов, отправил на батарею с фрегата порох, который под неприятельским огнем доставлен благополучно на катере мичманом Фесуном.

В продолжении битвы фрегатов с батареей № 2 фрегат малого ранга «Евридис» и бриг подходили два раза, имея десант в шлюпках, под выстрелы батареи № 3 и были прогоняемы ядрами: одна шлюпка с десантом потоплена; в то время на батарее распоряжались лейтенант Анкудинов и корпуса морской артиллерии прапорщик Можайский, за отсутствием командира князя Максутова 2, посланного против десанта».

Вечером фрегаты были вынуждены отступить, и, таким образом, первая попытка высадки десанта окончилась провалом. Русские потери составили всего шесть убитых и 13 раненых, что было значительно меньше потерь англо-французов.

После этой неудачи де Пуант три дня бездействовал и занимался ремонтом поврежденных русскими пушками кораблей. Однако эти повреждения были не столь серьезны, чтобы тратить на них столько времени, и поэтому возникает вопрос о причине такого непонятного промедления (которое было выгодно лишь Завойко). Думается, прав выдающийся военный историк генерал Андрей Зайончковский, который, в своем вышедшем в начале XX века классическом труде «Восточная война 1853–56 гг. в связи с современной ей политической обстановкой» объяснял поведение де Пуанта следующим образом: «Некоторые источники объясняют это тяжелым впечатлением, произведенным на экипаж самоубийством адмирала Прейса, другие – нерешительностью французов, третьи – нерешительностью англичан. Вернее же всего бездействие союзников можно объяснить неожиданным сопротивлением, оказанным гарнизоном Петропавловска 20-го числа, и предположением о большей его силе, чем было в действительности».

23 августа случилось событие, которое придало смелости де Пуанту. К нему сбежали несколько проживавших в Петропавловске американцев и предоставили подробную информацию о системе обороны города, из которой адмиралу стало ясна незначительность сил Завойко.

Именно поэтому командующий англо-французской эскадрой и решился 24 августа на новый штурм. О героическом отражении штурма лучше всего привести свидетельство самого Завойко, писавшего очень точно и без малейшей попытки подчеркнуть свою роль руководителя обороны: «В этот день неприятель имел еще более преимуществ на своей стороне. 30 орудий фрегата «Форт» действовали против 5-ти орудий батареи № 3, совершенно открытой и не имевшей даже выгоды находиться на возвышенности; у озера 26 орудий «Президента» и бомбические орудия парохода громили крытую батарею, которая по расположению своих орудий могла действовать только тремя 24-фунтового калибра полупушками.

Когда еще не было известно, какое направление возьмет пароход, то 1-я стрелковая партия послана была на позицию между батареями № 2 и 4, когда пароход поворотил к перешейку, то приказано было отряду возвратиться и стать около порохового погреба, где расположены были 2 и 3 отряды и 15 человек волонтеров.

Ожидая высадки десанта к озеру, я потребовал от командира фрегата прислать в подкрепление гарнизона отряд, во исполнение чего капитан-лейтенантом Изыльметьевым прислана партия из 33 нижних чинов с гардемарином Кайсаровым под командой лейтенанта Анкудинова.

Первый огонь открыла батарея на перешейке; «Президент», будучи еще на буксире, отвечал батальным огнем; батарея продолжала действовать скоро и успешно; первыми ядрами сбит на фрегате «Президент» гафель, и английский флаг упал; англичане поторопились поднять; так как на этот раз фрегат стал на якорь близко от батареи, надеясь, вероятно, уничтожить ее немедленно, то наши выстрелы попадали без промаха, однако ж команда, осыпанная ядрами и лишившаяся уже многих убитыми и ранеными, дрогнула; она состояла наполовину из молодых солдат, присланных на Камчатку из Иркутска и едва привыкших управляться с орудиями; командир батареи князь Максутов 2-й бросился к орудию и начал сам заряжать его; это подействовало на команду; батарея, поддержанная геройским мужеством командира, продолжала гибельный для неприятельского судна огонь и утопила одну шлюпку с десантом; князь Максутов сам наводил орудия до тех пор, пока не пал с оторванной рукой. На фрегате «Форт» раздалось «ура» – так дорого ценил неприятель нашу потерю.

Батарея, лишившись командира, замолчала.

С фрегата послан был мичман Фесун, но пока он съезжал на берег, неприятель продолжал бить батарею со всех своих орудий и привел ее в невозможность действовать.

Батарея № 7, защищенная земляным валом, держалась несколько долее и вредила сколько могла фрегату и пароходу.

Командир капитан-лейтенант Кораллов оставался на батарее даже после того, когда орудия были сбиты и завалены землей и фашинником, пока не был уведен с батареи, ушибленный дресвою в голову.

Получив донесение, что батарея не может действовать, я велел команде присоединиться к отрядам.

Сбив батареи, неприятель отправил десант с двух десантных ботов и 23 гребных судов по направлению к батарее № 7, под защитою орудий фрегата «Президент» и парохода, обстреливающих Никольскую гору. За десантом следовал на шлюпке французский контр-адмирал с обнаженной саблей, отдавая приказания.

В начале сражения я послал 2-й отряд стрелков и 15 человек волонтеров занять вершину спуска Никольской горы к озеру, по которому неприятель легко мог взойти на гору; этого достаточно было, чтобы удержать первый натиск неприятеля; остальные отряды находились у порохового погреба и по мере надобности могли быть двинуты немедленно; между тем, казалось вероятным, что неприятель употребит усилия, чтобы овладеть батареей № 6 на озере, потому что взятие ее могло решить участь города; по этой причине я держал остальные отряды сосредоточенными вблизи батареи… и, несмотря на выгоду занять вершину Никольской горы, с которой можно было действовать ружейным огнем по десанту, решился послать туда только 15 человек лучших стрелков.

Судя по числу гребных судов, я заключил, что десанта послано на озеро до 700 человек: для отражения их я имел только 204 человека.

Действительно, часть вражеского десанта выстроилась на кошке, обошла Никольскую гору и показалась против озерной батареи, но неприятель, встреченный картечью с батарейных орудий и с полевого орудия, отступил, унося убитых и раненых; вторая попытка неприятеля броситься на батарею имела те же последствия.

Командир 2-й стрелковой партии, которому приказано было стягивать цепь к тому месту, на которое устремятся большие силы неприятеля, следя за движением его к батарее, спустился ниже и открыл беглый огонь: в это время десантные войска быстро и беспрепятственно взошли на гору; значительная часть их собралась на северной оконечности и начала спускаться вниз, остальная часть пошла по гребню и соединилась с десантом, высаженным в подкрепление к первому в 5 гребных судах, отваливших от фрегата «Эвридика» и брига «Облигадо» к перешейку. С этой стороны неприятель открыл уже ружейный огонь по командам наших фрегата и транспорта.