Читать «Полководцы Украины: сражения и судьбы» онлайн - страница 120
Дмитро Табачник
ПОЛКОВОДЦЫ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ
Великий гетман коронный Станислав Жолкевский
Один из наиболее блестящих полководцев Речи Посполитой родился в 1547 г. в родовом имении Жолкевка, находившемся на речке Вепрь подо Львовом в семье воеводы Станислава Жолкевского (также встречается написание Желковский и Жулковский). Его род был одним из наиболее древних в Галиции, уходивший своими корнями во времена Галицко-Волынского княжества.
Портрет Станислава Жолкевского работы неизвестного художника XVII века
Для того времени он получил блестящее образование – закончил во Львове иезуитскую коллегию, дававшую своим выпускникам фундаментальные знания по многим дисциплинам и готовившей их к будущей государственной деятельности. После окончания иезуитской коллегии Жолкевский пошел по дипломатической линии – находился в составе посольств Речи Посполитой во Францию и Австрию. Потом, обратив на себя внимание своими знаниями и исполнительностью, стал личным секретарем короля Стефана Батория.
Впервые на поле брани Жолкевский отличился в 1577 г., когда в битве под Любешовом участвовал в подавлении восстания Гданьска, отказавшегося признать Стефана Батория своим королем. В сражении, состоявшемся 14 апреля, войско Гданьска составляли 3 тысячи 100 европейских наемников, 400 рейтар, 400 человек городской конной стражи, от 6 до 8 тысяч городской милиции при 7 орудиях и 30 крепостных ружьях, специально установленных на возах. Командовал повстанцами имевший большой военный опыт ландскнехт Ганс Винкельбрух фон Кельн.
Польско-литовское войско под командованием великого коронного гетмана Яна Замойского было намного меньше – всего 1350 конницы и около тысячи пехотинцев с несколькими орудиями. Исход сражения решила неожиданная атака крылатой гусарии, которая сумела расстроить боевые порядки гданьцев, расчленить их войско и обратить его в беспорядочное бегство. Цифры потерь в этом сражении более чем красноречивы. Фон Кельн потерял убитыми 4 тысячи 416 человек и около 5 тысяч пленными, в то время как Замойский – всего 188 человек.
Для Жолкевского этот бой стал поучительным образцом использования ударной конницы против превосходящих сил и важности расчленения сил противника. Главное же – с этого времени будущий гетман почувствовал вкус к военному делу и уже только с ним, а не с дипломатией и королевским двором, связывал свое будущее. Также надо отметить, что Замойский высоко оценил воинскую доблесть Жолкевского и далее неизменно оказывал ему покровительство.
Вновь под командованием Замойского Жолкевский сражался в битве при Бычине 24 января 1588 г. с австрийским эрцгерцогом Максимилианом III Габсбургом, выдвинувшим свои претензии на занятие польского трона. Жолкевский в этом сражении командовал левым крылом польского войска и был тяжело ранен в правое колено (после чего до конца жизни у него осталась хромота). Эрцгерцог был разбит (во многом благодаря ударам польской гусарии) и попал в плен.
После битвы при Бычине Жолкевский в этом же году становится советником Замойского как великого коронного гетмана и почти одновременно напольным гетманом (в обязанности которого входило командование войсками «в поле», т. е. ведение боевых действий).
В 1595 г. Жолкевский опять становится ближайшим помощником Замойского во время победоносного похода в Молдавию, в результате которого на молдавский престол был поставлен Иеремия Могила (принявший вассальные обязательства по отношению к Речи Посполитой). Поход велся совсем небольшими силами – польское войско насчитывало не более 8 тысяч, в то время как противостоящие ему войска крымского хана Гази II Гирея – не менее 20 тысяч. Однако Гази-Гирей так и не смог взять укрепленный польский лагерь на Пруте возле Цуцоры и, отказавшись от проведения длительной осады, вынужденно согласился на совместное вассальное владение Молдавией.
Следующий год стал серьезным испытанием для полководческого таланта Жолкевского, которому впервые была поручена самостоятельная задача большой важности. Начавшееся на Украине восстание Северина (Семерия) Наливайко (кстати, прямого предка великого русского космиста Константина Циолковского) набирало все больший размах и стало представлять значительную опасность для Речи Посполитой. Еще немного – и Варшава могла полностью утратить контроль над украинскими и даже белорусскими (куда тоже перекинулось восстание) землями.
Войско Жолкевского насчитывало всего 12 тысяч, но он был уверен, что сможет разбить превосходящие его численно, но не собранные в единый кулак силы Наливайко. Напольный гетман на Волыни окружил и уничтожил несколько повстанческих отрядов, добился успеха под Мациевичами и Прилуками, но это были лишь локальные успехи. Жолкевский долго не мог настичь и уничтожить главные силы Наливайко, который сумел быстро восполнить потери.
Столкновение главных сил повстанцев и Жолкевского произошло в апреле 1596 г. в урочище Острый Камень под Белой Церковью. Напольный гетман сумел тогда при штурме лагеря нанести повстанцам большие потери. И хотя он так и не смог окончательно добить противника, но Наливайко потерял значительную часть наиболее боеспособной части своего войска. Отряды Наливайко и гетмана Войска Запорожского Григория Лободы перешли на Левобережье в надежде, что Жолкевский прекратит преследование. Но напольный гетман понимал, что надо уничтожить ядро восстания, и перешел Днепр вслед за ними. Под Лубнами в урочище Солоница Жолкевский в мае догнал Наливайко и Лободу, которые встали лагерем и хорошо его укрепили. Лагерь повстанцев был с трех сторон окружен несколькими рядами возов, а также обнесен валом и рвом и дополнительно укреплен шанцами. В тылу лагеря было непроходимое болото, и там вообще не надо было оставлять даже сторожевого охранения.
Силы Наливайко и Лободы значительно превышали по численности войско Жолкевского. У них было около 6 тысяч казаков (из них 2 тысячи хорошо вооруженных запорожцев, обладавших большим военным опытом) и 20–30 пушек. В то же время польское войско насчитывало около полутора тысяч конницы и не более тысячи пехотинцев (из которых несколько сотен – воины из магнатских отрядов, не отличавшиеся высокой боеспособностью).
Тем не менее, при таком значительном (даже учитывая, что среди повстанцев было много раненых, а также при них находились женщины и дети) перевесе Наливайко и Лобода не решились атаковать Жолкевского, а сами заперлись в лагере, осада которого началась 16 мая. Поляки окружили лагерь плотным кольцом, которое повстанцы не сумели прорвать, несмотря на несколько проведенных атак. Другого результата, впрочем, не могло и быть – эти вылазки проводились ограниченными силами, а артиллерия была задействована очень слабо.
Усугубило положение повстанцев и то, что в их руководстве начался конфликт между реестровыми и нереестровыми казаками, результатом которого стала казнь Лободы (обвиненного в тайных переговорах с поляками).
Окончательно результат двухнедельной осады решило прибытие к Жолкевскому вызванных им тяжелых осадных пушек, из которых начался массированный обстрел повстанческого лагеря. Старшина реестровых казаков решила предательством сохранить свои жизни и выдала Жолкевскому Наливайко и избранного, вместо казненного Лободы, гетмана Войска Запорожского Матвея Шаулу. Лишь примерно полторы тысячи казаков во главе с новым гетманом Криштофом Кремпским неожиданным ударом сумело прорвать польские позиции и уйти от преследования.
Но оставшиеся в лагере казаки отказались выполнить дальнейшее требование Жолкевского о выдаче после Наливайко и Лободы еще и руководителей восстания из числа реестровых казаков заявив, что будут «обороняться до последней капли крови». Напольный гетман ответил им одним словом: «Обороняйтесь». После этого поляки неожиданной атакой захватили лагерь, находившиеся в котором казаки не оказали сопротивления. В захваченном лагере сразу же началась страшная резня, в результате которой было убито несколько тысяч казаков, женщин и детей.
В некоторое оправдание Жолкевского можно сказать, что нет никаких данных о том, что он лично отдал приказ о кровавой расправе. Также вряд ли в его силах было остановить озверевшее войско, когда оно ворвалось в лагерь. Думается, можно поверить словам напольного гетмана, объяснявшего резню в Солонице выходом войска из повиновения. Косвенным подтверждением непричастности Жолкевского к этому вероломному преступлению служит тот факт, что он пытался сохранить жизнь плененного Наливайко, настойчиво обращаясь с этой просьбой к королю Сигизмунду III Вазе. Казнь вождя повстанцев состоялась лишь в апреле 1597 г., и можно предположить, что долгие колебания короля объяснялись попыткой напольного гетмана добиться помилования своего поверженного противника (недаром в целом ряде источников прямо говорится о том, что добиться отмены казни пытались очень влиятельные люди).
В 1602 г. вновь под командованием Замойского Жолкевский принимает участие в войне со шведами в Ливонии и спасает своего покровителя от весьма вероятного поражения. Пока Великий коронный гетман осаждал крепость Белый Камень, шведский генерал Анреп начал собирать в своем лагере под Ревелем силы для контратаки Замойского и деблокады крепости. Получив известие об этом, Жолкевский направился к Ревелю, чтобы разбить Анрепа. В то время, когда для отвлечения шведов он частью сил наносил фронтальный удар, легкая кавалерия ударила неприятелю в тыл, что и принесло победу. Анреп во время битвы был убит, а Жолкевскому достались большие трофеи.
Приобретя заслуженную славу лучшего полководца Речи Посполитой, Жолкевский в 1607 г. фактически спас короля (с которым у него были весьма неприязненные отношения) во время опасного восстания под руководством ряда представителей высшей шляхты – так называемого «рокоша Зебжидовского». В битве под Гузовым (рядом с Радомом) напольный гетман наголову разбил плохо организованные войска мятежников, находившиеся под командованием краковского каштеляна Николая Зебжидовского.
Следует отметить, что с 1609 г. все боевые действия польско-литовских войск регламентировались подготовленным Жолкевским «Артикулом, надлежащим к движению войск против неприятеля и движения битвы», что убедительно демонстрирует величину его авторитета как полководца.
В 1610 г. король призвал Жолкевского для участия в войне с Русским царством. Заметим, что напольный гетман был категорическим противником войны с Москвой, будучи глубоко убежден, что она противоречит национальным интересам Речи Посполитой. Свои взгляды Жолкевский не только не скрывал, но и неоднократно заявлял об этом королю. Но тот остался глух к доводам своего лучшего полководца, и Жолкевский посчитал невозможным для себя отказаться возглавить находившееся в тяжелом положении войско.
Королем была поручена Жолкевскому чрезвычайно ответственная задача, решение которой должно было во многом определить дальнейший ход войны с Москвой. Для снятия польской осады со Смоленска к городу было направлено сильное русско-шведское войско во главе с Дмитрием Ивановичем Шуйским и графом Якобом Делагарди. Если бы им удалось деблокировать Смоленск и разбить польское войско, то в войне, несомненно, наступил бы перелом. И Шуйский, и Делагарди, учитывая численность своих войск, были абсолютно уверены в победе. Для этого у них были все основания – русское войско насчитывало 35 тысяч, шведское – 5 тысяч шведов и несколько тысяч европейских ландскнехтов. И русские, и шведские силы состояли из прекрасно вооруженных и опытных воинов.
В то же время в выступившем навстречу русско-шведским силам войске Жолкевского было всего 6 тысяч 800 конников и около 200 пехотинцев.
Дадим описание событий, предшествующих решающему столкновению, принадлежащее шляхтичу Николаю Мархоцкому, служившему в полку Александра Зборовского: «Вытеснив нас из Осипова, немецкое войско двинулось к столице, а Валуев с восемью тысячами московской конницы, которым Шуйский доверял больше других, пошел за нашим войском следом и везде, где останавливался, окапывался и огораживался. Наши уходили к Смоленску, и уже под конец Валуев встал в двух милях от них – под Царевым Займищем. Как обычно, он окопался и поставил острог.
Наши войска, отступавшие от столицы, и те, что разошлись в разные стороны (что и привело нас к Осиповскому разгрому), – все названные отряды москвитяне преследовали, двигаясь к Смоленску. А там наши, простояв всю зиму, ничего не добились. С самого начала, прибыв под Смоленск, они попытались выбить хотя бы одни ворота петардой. Дело, казалось, пошло успешно: кавалер Новодворский (имеется в виду Бартоломей Новодворский – командующий вспомогательными отрядами в польском войске. –
Наши устраивали подкопы, но и это не помогло, напротив, один москвитянин, проведав об этом, подрылся под наши подкопы и пороховым зарядом вывернул землю, засыпав Шемберка, – мастера наших подкопов. Он как раз находился в одном из них и лишь по великому счастью выбрался наверх.
Тогда, не став дожидаться под Смоленском ни нас, ни москвитян, коронный гетман Жолкевский отправился к нам навстречу, получив от короля инструкцию: предложить москвитянам (если до этого дойдет) [поставить] на государство королевича Владислава. Гетман, имея небольшое войско, соединился с нами, и от Царева Займища мы сообща повернули на Валуева. А он, желая преградить нам переправу, в свою очередь вышел из острожка к находящейся рядом гати. Однако московская пехота была оттеснена от гати огнем нашей пехоты, а когда Валуев увидел, что за пехотой двинулись конные хоругви, то отступил в острожек (не без вреда для себя, ибо охотник на него был уже в пути). Тогда, близ острожка, во время погони за москвитянами, был убит пан Мартин Вейер.
Загнав неприятеля в острожек, наше войско переправилось, и пан гетман расположил свои отряды позади острожка, а находившихся при нем казаков поставил у гати, по которой мы прошли. Затем гетман стал думать, как острожек взять. У нас было несколько сотен польской пехоты, гетман взял и казаков: поставив в нескольких местах вокруг острога острожки поменьше, он разместил в них пехоту и казаков. В некоторых отрядах были пушки, и из них они обстреливали неприятеля, а тот из небольших пушек обстреливал наших. Временами москвитяне нападали на наши острожки, совершая вылазки, но наши обозы стояли рядом и подкрепления были всегда наготове, поэтому предпринять что-либо против нас было трудно.
С неделю держали мы их в осаде, так что они и высунуться не могли: никому из них было не выбраться, и вести к ним ниоткуда не приходили. Вдруг, пока мы стояли без дела, передались нам два немца из иноземного войска (это был результат наших осиповских переговоров). Они приехали в обоз и сообщили, что на подмогу войску в острожке идут московские и иноземные силы. Поведали, что сегодня это войско двинулось от Можайска и сегодня же будет ночевать под Клушиным, а Клушин был от нас в пяти милях».
При Клушине и состоялось 24 июня (4 июля) сражение, надолго определившее дальнейший ход русско-польской войны. Мархоцкий описывает эту битву следующим образом: «Получив подобную же весть откуда-то еще, пан гетман собрал нас на совет: что делать? – ожидать ли их здесь или выступить навстречу. Ожидать неприятеля было опасно, потому что рядом он имел подкрепления в восемь тысяч конницы. К тому же у нас место было узкое, неудобное для копейщиков и конницы и более выгодное для неприятеля. Отойти, сняв осаду, тоже было опасно, так как, забрав всех своих людей, мы оставили бы врага у себя за спиной. Или, может быть, часть оставить, а с другой частью войска идти против многочисленного неприятеля – то есть разделить свои силы, – надо было поразмышлять. Ибо если мы двинем все свое войско против шести – семи тысяч немцев и двадцати тысяч москвитян, наших сил все равно будет недостаточно.