Читать «Военнопленные (Записки капитана)» онлайн - страница 89

— Вот так! Одним гадом меньше. Ошибающихся поправляют, предателей уничтожают, — мрачно проговорил майср. — Для немцев — это самоубийство, для нас — акт правосудия.

На утренней поверке дежурному фельдфебелю доложили о «самоубийце». Он бегло осмотрел труп, молча пожал плечами и распорядился вынести. Следов насилия на трупе не было, а самоубийство — явление в лагере не такое уж редкое.

3

Отбыв срок наказания, ушли в общий лагерь Петров и Вечтомов. С майором я передал записку Гамолову и спустя два дня уже получил от него короткую весточку. Оказывается, он уже знал и раньше, что я в карцере, и ждал моего выхода.

Первые две недели прошли. О трехдневной паузе «забыли». Я уже досиживал месяц. Без воздуха я ослабел. Стоило нагнуться, и перед глазами плыли разноцветные круги. Если же садился, то встать мог, только перебирая по стене руками.

Отсидел уже свои две недели и Немиров. Прощаясь, он бодро хлопал меня по плечу:

— Спокойно, старик. Закончишь отсидку, мы тебя поднимем.

— Чем, и кто это «мы»?

— Сам знаешь…

— Ну, бывай здоров. Вместе поедем в Оттобрун к Хорсту в гости.

— Тьфу! Будь он проклят с потрохами и потомством!

Напоминание о Хорсте на Немирова действовало угнетающе. Он был уверен, что конвоир непременно отобьет ему за побег полжизни. При возвращении из побега в команду избивали с варварской жестокостью, нередко до смерти.

Ноябрьские праздники прошли. Седьмого ноября я пролежал весь день в своем углу. Не хотелось ни двигаться, ни разговаривать, прошлое властно напоминало о себе.

Подложив под голову руки, я смотрел на грязный, тускло освещенный потолок, и моя память рисовала на его разводах незабываемые картины. Вот площадь Дзержинского в Харькове, заполненная идеально ровными шпалерами войск. Ветер раздувал полотнища флагов, над площадью плыл сдержанный шум, лица торжественны, радостны.

И вот все померкло. В чистую синь неба наползли низкие слоистые тучи. Под напором ветра они передвигаются, трутся друг об друга, роняют на землю длинные неряшливые хвосты. Ветер вытряхивает из них комочки, иглы поземки. В окопы набивается ранний снег. Мороз сковывает ноги. Тело неудобное, точно чужое, деревянное. Пальцы пристывают к оружию. Уйти нельзя, согреться негде. В окопах напротив — немцы. Морозную степь прочесывают длинные иглы пулевых трасс. В крохотной землянке командира полка нас собралось человек десять. В алюминиевых кружках и консервных банках — припахивающая бензином водка. Над красным языком пламени светильника толстым шнуром вьется к потолку черная копоть.

— Товарищи, я буду краток: да здравствует двадцать четвертая годовщина Великого Октября! Ура!

Десяток простуженных голосов подхватил приветствие наступающему в столь необычной обстановке празднику. Глухо чокнулись жестянки, выпитая водка покатилась по жилам горячими угольками.

— Завтра будет трудный день. Удвойте внимание, мобилизуйте все свое мужество и запомните: из этих окопов мы не отступим, даже если немцев окажется вдесятеро больше. Накормите людей, распорядитесь выдать двойную порцию водки. Мороз крепчает. А теперь, друзья мои, по местам.