Читать «Военнопленные (Записки капитана)» онлайн - страница 51
Владимир Иосифович Бондарец
— Кого? Его выводили на расстрел? — удивился Костин.
— Да. Его, — спокойно ответил Леша. — Не бойтесь, рассказывайте. Тут народ свой. — Он улыбнулся.
«Подлаживается…» — подумал я.
Судя по наводящим вопросам, Леша был кем-то хорошо информирован о жизни в Вольгасте и обо мне, в частности.
— Кто вам рассказал? — спросил я с досадой.
— Земля слухами полна, — уклончиво ответил Леша. — Для вас в этом нет ничего худого и скрывать не к чему. Я же вам сказал: вы среди друзей.
«Вот он какой!» — догадался я и сказал:
— Но и болтать об этом не следует.
— Болтать — одно, а говорить — совсем другое. Такие люди, как вы, нам нужны. Вы правильно сделали, что распространили записки убитого офицера. Это не просто частное письмо. В наших руках такие письма приобретают большую политическую ценность. Только действовать надо не в одиночку.
— Спасибо, Леша, за совет, но я тут ни при чем.
— Не доверяешь? Понятно, понятно…
Дверь комнаты открыли настежь. Вливаясь широким потоком, ароматный воздух пробивался в самые дальние затхлые углы. На пороге сел капитан Иванов, привалился, скучая, к косяку двери и, позевывая, перебирал струны гитары. У стола над раскрытой «Зарей» тесно склонилось несколько голов, рассматривали фотографию хозяйства какого-то преуспевающего бауэра. Леша читал сводку Совинформбюро:
— «Итоги зимней кампании Красной Армии…»
Я вслушивался в официальные слова сводки, и в тихом голосе читающего мне чудился бас московского диктора.
— «Всего противник за время нашего зимнего наступления потерял самолетов — 5 090, танков — 9 190, орудий — 20 660.
С 10 ноября 1942 года по 31 марта 1943 года захвачено в плен 343 525 вражеских солдат и офицеров. За это же время противник потерял только убитыми более 850 000 солдат и офицеров».
— Вот это дают прикурить!
— За четыре месяца потерять миллионную армию!
— Запомнили? — Обычно веселые глаза Леши прищурились, заострились.
Папиросная бумажка вспыхнула на короткое время и опустилась на пол невесомым комочком пепла.
Гитара зазвенела громким перебором «Сербиянки». В углу огромный Мельниченко загнул Чижу салазки. Тот визжал, а Леша читал монотонным бесцветным голосом сводку немецкого командования, переделанную «Зарей» на свой лад. Ретивому редактору было мало немецкой брехни — он ее удвоил и подкрасил. «Чужой» прошел мимо. Тревога миновала.
— Для сравнения почитайте вот это. — Леша положил на стол «Фелькишербеобахтер». — До встречи.
Пружинистой походкой беззаботного повесы он прошел мимо часового, слегка кивнув на его приветствие.
— Головой Лешка играет, — возмутился Мельниченко. — Что она у него — брюква, что ли?
— Хотел бы я, чтоб у тебя такая брюква была!
— Зато я не хочу. Тоже мне, дружки-приятели. Парень потерял всякую осторожность, — Мельниченко посмотрел на меня, — и хоть бы кто ему намекнул. Молчат, как…
— Брось ты страхи придумывать, — отмахнулся Чиж.
— Страхи? Думаешь, если немцы чуть послабили узду, так это уже все — можно во весь рот орать, заниматься антифашистской пропагандой? А лагерные шпики, думаешь, повыдохли?