Читать «Военнопленные (Записки капитана)» онлайн - страница 35

Владимир Иосифович Бондарец

В течение дня они бывали в чертежке час-полтора. И только в это время мы делали вид, что заняты работой. Остальное время проходило в ничегонеделании и спорах. Самыми заядлыми спорщиками были все те же Будяк и Присухин. Измена Родине все еще щекотала их совесть, и в спорах они пытались обелиться, выгородиться, убедить не только себя, но и других в правоте и необходимости своего подлого поступка.

Спор начинали спокойно, с выдержанными интонациями салонного разговора. А под конец кричали друг на друга и откровенно матерились.

— Я не согласен с вами, Пушкарев, — вернулся к прерванному спору Будяк. — Вы говорите, что наша интеллигенция обязана отдать войне все и даже жизни свои. Подумайте, ведь это же разрушение, смерть. Во имя чего мы должны жертвовать собой? Где же враг? Разве немцы — враги интеллигенции, враги культурных людей?

Пушкарев только хмыкнул.

— Не хмыкайте! Немцы воюют и знают за что. А за что мне воевать? — Атласный череп Будяка покраснел. — За то, что большевики нас колошматили в революцию как хотели? Подозревали, преследовали нас за шляпу, за ношение галстука, за интеллигентные манеры, за то, что мы отличались от мужичья и не хотели с ним якшаться и лобызаться. Перестреляли цвет страны!

— Цветик лазоревый. — Пушкарев улыбнулся колко, ехидно. — Не за тем ли вы и перебежали к немцам, чтобы тут вонять?

Будяк вскипел:

— Да! Перебежал и не скрываю! Не хочу воевать за кусок ржаного хлеба, за котелок пшенной баланды с селедкой!

— Ахинею несешь, — сдержанно ответил Пушкарев. — Народ воюет не только за кусок хлеба. А вообще жаль, что вас, таких типчиков, своевременно не убрали. Цвет!

— Хам! — завизжал Будяк.

На подмогу дружку подскочил Присухин.

— Послушайте, Пушкарев, какими силами вы собираетесь победить немцев?

— Обыкновенными: людскими, лошадиными.

— Вы знаете, я не перебежчик, но…

— Переходчик?

— Язвите? А надо плакать. Именно плакать.

— Плачьте на здоровье. Гнилушки из интеллигенции обычно слезоточивы. Мне тоже не радостно, что мы много кричали о бдительности, а у себя под носом проглядели будяков и присухиных. Но я же не плачу?

— Вы переходите на личности!

— А вы не кричите. Большая река течет спокойно, а умный человек не повышает голоса.

— Ответьте на мой вопрос: чем вы собираетесь воевать? Нас лупят второй год по загривку…

— А война и не может быть веселой прогулкой. Гитлер своим бюргерам обещал молниеносную войну. Где она? Завязли по шею! Теперь дай бог ноги вытащить да убраться восвояси.

— Кто, немцы завязли?! — От удивления белесые брови Присухина полезли на лоб.

— Вы слепы, как трехдневный котенок.

Присухин протестующе поднял руку. Пушкарев продолжал, не обращая на это внимания, и перед самым носом Присухина загибал пальцы.

— Под Москвой — раз, на Северном фронте — два, под Сталинградом — три… Это начало их конца.

— Ха-ха-ха-ха. Вы шутник, Пушкарев.

— Боюсь, что немцам не до шуток. А вам надо бы умишко иметь хоть маленький, да свой. Интеллигенция! — напомнил ему Пушкарев и, грустно улыбнувшись, покачал головой.